Эра Отмены - Лев Пучков Страница 5

– Да-а-а, вот это вещь, – подыграл Семён, принимая из рук Герцога безжалостно траченный временем фламберг [1]с рассыпавшейся в прах рукоятью и раздробленной гардой, но с вполне внятным толедским клеймом. – Семнадцатый?

– Шестнадцатый! – с гордостью приосанился Герцог. – А?

– Хорош, – подтвердил Семён, проводя пальцем по зазубренному волнистому лезвию и взвешивая меч в руках. – Вот это раритет…

Семён не испытывал особого пиетета к реальным историческим клинкам, сохранившимся до наших времён. Он был уверен, что аутентичные копии, изготавливаемые в их мастерской, по всем параметрам лучше подлинников, которые какими-то неисповедимыми путями иногда попадают в руки Герцога и других ветеранов клуба, знакомых со многими антикварами обеих столиц. Это ведь просто мания какая-то, сродни загадочной болезни. Они с этими старыми железяками носятся, как дурень с писаной торбой, с гордостью демонстрируя их на закрытых ассамблеях и турнирах в клубе, куда собираются такие же двинутые на антикварном оружии гости, и могут днями напролёт обсуждать достоинства очередного раритета, до хрипоты спорить и о происхождении той или иной зазубрины на лезвии, и об «абсолютно достоверных» деталях невероятной истории каждого такого клинка.

Одним словом, весь этот пиетет казался Семёну надуманным. Любой тренировочный клинок из мастерской Кузнецовых вдребезги разнесёт подлинник, с которого он был скопирован – если дать их в руки двум равным бойцам и выгнать на поляну.

Единственное, за что можно было уважать старые клинки, – это реальное боевое оружие, побывавшее в сражениях и, вполне возможно, испившее крови не одной жертвы.

– Так… Делаем «старый добрый меч»?

– Да. Не надо выгонять до блеска, пусть будет «старый, но вполне рабочий клинок, хорошо сохранившийся в термостате средневековой крипты». Рукоять на твой вкус, в прошлый раз получилось отлично – но чтобы тоже, «очень старая, но ещё годная».

– Хорошо, сделаем. Историю уже сочинил?

– Слушай, ну ты меня в краску вгоняешь… Есть у него история! Причём подлинная!

– Да верю, верю. Когда надо?

– К среде – кровь из носу. В среду фестиваль будет… Ну, сам понимаешь…

– Ну, если «кровь из носу»…

– Да-да, обязательно, за срочность добавлю, ты же меня знаешь.

– Хорошо, сделаем. Только смотри: клинок ни разу не тренировочный, на выходе это будет стопроцентный «холодняк», даже с нашим фирменным историческим сертификатом.

– Пфф, напугал! – Герцог презрительно скривился. – А что, у нас в клубе на стенах не «холодняк»?

– Нет, я просто предупредил, чтобы не было потом вопросов.

– Вопросов не будет. Тебе охрану выделить?

– Шутишь? Чехол – багажник – никаких проблем.

– Ну смотри, тебе виднее. Постарайся аккуратнее, клинок в самом деле ценный.

– Постараюсь. Ну всё, во вторник вечером я тебе позвоню…

* * *

Семён плёлся на своём «Фольксвагене» со скоростью 10–15 км в час по Ленинградскому шоссе в сторону столицы, слушал «Дорожное Радио» и негромко мурлыкал, подпевая вполне актуальному «…что наша жизнь – шоссе, шоссе длиною в жизнь…».

Нет, Семён не является сторонником формата «тише едешь – дальше будешь» и любит на досуге погонять с ветерком, но сейчас ехать быстрее не получалось при всём желании.

Спереди и сзади, насколько хватал глаз, неразрывной змеёй ползла гигантская пробка, вяло переливаясь на изгибах шоссе разноцветными чешуйками-машинами.

Было совершенно ясно, что в ближайшие два-три часа спастись из этой пробки не удастся, и все планы на субботний вечер, скорее всего, накрылись одним прелестным местом. Прибавим к этому немалую физическую усталость, неработающий кондиционер в машине на фоне удушливой жары и закономерной шоссейной вони, свободно врывающейся в салон через открытые окна, и в результате имеем все поводы для падения настроения до нулевой отметки.

И тем не менее, у Семёна было прекрасное настроение.

Это был первый поединок в его жизни. Пусть тренировочный и насквозь проигрышный, но… Было такое чувство, как будто приобщился к великой тайне, познал и ощутил на своей шкуре Сущность Боя.

Честно говоря, Семён давно хотел этого, но всё время робел и не решался. В клубе царили простые и подчас жестокие отношения, ветераны придерживались выработанной иерархии и безжалостно подтрунивали над ошибками даже признанных мастеров, так что можно себе представить, как была бы воспринята попытка подмастерья (читай – обслуги) выйти на поле наравне с «воином».

Хм… Оказывается, нормально была воспринята. Всего-то нужно было – принять побольше пива и сморозить глупость в присутствии Герцога. В итоге всё получилось легко и непринуждённо, как будто так и задумывалось.

Теперь Семён понимал, почему члены клуба так стремятся собраться вместе на выходные, побыстрее облачиться в доспех и выйти с мечами на поляну.

Это не просто «костюмированная тренировка».

Это своего рода побег от обыденной жизни в суровый сказочный мир, живущий по законам Силы и Чести. Когда простой бухгалтер в конце недели на несколько часов преображается в Воина, это не проходит бесследно после того, как доспехи и оружие упакованы в багажник и все разъезжаются по домам.

Это волшебное чувство долго живёт в человеке, греет душу и позволяет ощущать себя не просто заурядным клерком, винтиком Системы, а именно Воином, самостоятельно вершащим свою Судьбу и способным на поступки.

Вот такие, примерно, чувства были у Семёна.

Сформулировать их грамотно он не мог и даже не пытался, но, несмотря на боль и ломоту во всём теле после жестокой трёпки на поляне, ощущал небывалый душевный подъём.

Жизнь прекрасна!

Что там пробка, бензиновая вонь, жара, усталость – это такие мелочи, что даже и говорить о них не стоит.

Чтобы понять подлинную ценность Жизни, нужно упасть обессиленным на траву ристалища и ощутить, как к твоей беззащитной шее прикасается иззубренное лезвие вражьего клинка.

Это очень жизнеутверждающее и мотивирующее ощущение. Когда вспоминаешь об этом, всё прочее кажется мелочным и несущественным, и хочется жить и радоваться жизни.

– А вот в следующий раз мы ему обязательно наваляем…

Да-да, ещё хочется всё бросить и двадцать четыре часа в сутки тренироваться, чтобы в следующий раз подарить это незабываемое чувство побившему тебя сопернику.

* * *

Пробка в очередной раз встала.

Песня внезапно оборвалась на полуслове, в динамиках слышался треск и странные голоса.

Голоса были расплывающиеся и тревожные, как будто кто-то надрывно просил о помощи, а солнечный ветер гонял эти крики по бескрайним просторам эфира, обрывая и растягивая окончания фраз.