Проклятие сумерек - Владимир Ленский Страница 5

Она замолчала, жуя губами. Гайфье смотрел на нее, ощущая неловкость. Она пыталась запугать его, предостеречь, но выглядело это так, словно старая женщина, разобиженная на своих бывших господ, запоздало пытается свести счеты.

Гайфье решил поскорее закончить томительный разговор.

– И в чем же это должно, по-вашему, выразиться? – осведомился он.

– Ваша сестра попытается убить вас, – сказала Горэм и уставилась на Гайфье молящим взором.

Гайфье встал и молча двинулся к выходу. Он больше не в силах был находиться со старухой в одном помещении. Он вполне отдавал себе отчет в том, что оскорбляет самую преданную и бескорыстную любовь из возможных: любовь самки к выкормленному ею детенышу. Но почему-то этот род любви вызывал у него ужас и почти физическое отвращение.

* * *

Дом, где появилась на свет Эскива и где родился он сам, Гайфье нашел без труда. Нянька достаточно точно описала и площадь, и само здание. Впрочем, мальчику казалось, что он отыскал бы этот дом и без всякого описания: как ему мнилось, связь между ним и местом его рождения до сих пор не была прервана.

Он остановился возле фонтана, огляделся, пытаясь представить себе, какой была эта площадь в ночь родов Уиды. Наверняка фасады завесили большими полотнами с нарисованными декорациями. А тут могли натянуть канат для воздушной танцовщицы…

Гайфье опустил веки и как будто въяве увидел ее, тонкую, бесстрашную, с длинными развевающимися волосами. Внезапно девушка из его фантазии остановила танец и взглянула прямо ему в душу. Гайфье вздрогнул и поскорее открыл глаза.

Ничего не изменилось. Площадь по-прежнему оставалась пустой. Две женщины неторопливо пересекли ее, зачерпнули воду из фонтана, остановились, чтобы обменяться парой фраз. Ушли.

Открылось окно на верхнем этаже. Рыжеволосая девочка уселась на подоконнике, рыжая кошка пристроилась рядом. Девочка взяла маленький летучий кораблик и выпустила его из окна. Игрушка полетела вниз, попала в струю воздуха, поднялась над площадью, а затем порыв ветра швырнул ее прямо в фонтан. Девочка засмеялась, скрывая огорчение. Кошка с интересом наблюдала за полетом злополучного кораблика, а когда он исчез в воде, зевнула и свернулась клубочком.

…Значит, здесь выступала воздушная танцовщица. А внизу стояли двое актеров, изображающих две луны, Ассэ и Стексэ. Одна ярче светит в мире эльфов, другая заглядывает в лица спящим людям. И когда две луны столкнутся, свершится проклятие сумерек.

Мальчик тряхнул головой, и воображаемая картина рассыпалась. Как странно! Пожалуй, стоит отыскать артистов, которые давали здесь спектакль в тот день. Вряд ли за четырнадцать лет они все оставили свое ремесло и исчезли, растворились среди обывателей. Кто-нибудь из них наверняка выступает до сих пор.

Он рассматривал фасад дома, где провел первый год жизни. Действительно, забавная роспись. Огромные напольные вазы были набиты цветами и фруктами, и полуобнаженные девушки пытались втиснуться туда же, а мохноногие сатиры выскакивали отовсюду и тянули к своим веселым «жертвам» жадные руки.

– По крайней мере, кое-что связывает нас с Эскивой до сих пор, – сказал себе Гайфье. – У нас общий отец, что не подлежит сомнению. И этот дом – тоже наш. Этого у нас не отнимет и дюжина доброжелателей.

Внезапно ему опять показалось, что за ним тайно следят. Он резко обернулся в сторону тесного, плохо освещенного проулка, выходящего на площадь, но никого там не увидел.

* * *

Темная фигура отделилась от стены и стала как будто шире: теперь она заполняла все пространство между домами.

Проулок, где пряталась фигура, правильнее было бы назвать «щелью», таким узким он был. Мостовая здесь вечно оставалась сырой, потому что солнечные лучи не проникали сюда – крыши смыкались на уровне верхнего этажа так плотно, что представляли собой единое целое.

Сумрачная фигура беспокойно зашевелилась. Мускулистая рука резко высунулась из бесформенных одеяний и снова нырнула в колеблющиеся складки. Горящие глаза, скрытые под нависшими густыми бровями – или, может быть, то был капюшон? – с жадностью рассматривали Гайфье.

Мальчика потянуло на место его рождения; темную тень неудержимо тянуло к мальчику… но яркий солнечный свет все портил.

С тяжелым вздохом, от которого заколыхалось все тело, окутанное просторными лохматыми одеждами, фигура застыла в темноте.

* * *

Вернувшись из города, Гайфье сразу прошел к себе и заперся. Даже к ужину не вышел, удовольствовавшись сухарями, которые нашлись в комнате: у мальчика была скверная привычка грызть сухари во время чтения – он уверял, что таким способом лучше усваивает прочитанное.

Ни слуги, ни сестра не потревожили мальчика в его уединении. Никто не нашел ничего удивительного в том, что Гайфье не в духе – ведь его преданная няня Горэм только что оставила службу. Эскива уважала чувства брата, однако своего распоряжения отменять не желала. Она была уверена в том, что поступает правильно. Незачем держать при себе особу, которая настолько ее ненавидит. Эскиве уже тринадцать лет, и даже отец признает ее право на самостоятельные решения.

Эскива не вполне правильно оценивала причины дурного настроения Гайфье. Но брат не стал ничего ей объяснять.

Он размышлял над услышанным. Меньше всего Гайфье поверил в пресловутое «проклятие сумерек». Все это звучало слишком напыщенно и как-то чересчур отвлеченно. В конце концов, артисты могли выдумать историю о двух лунах лишь для того, чтобы более эффектно представить некоторые трюки.

Нет, Гайфье поразило другое. Прежде он никогда не думал о няне Горэм как о самостоятельном человеке, у которого есть какая-то собственная судьба. Смысл существования няни как раз в том и заключался, чтобы заботиться о нем, Гайфье. Баловать его, рассказывать безобидные сказки, где действовали разумные деревья и говорящие зверьки и проказничали крохотные, невидимые глазу существа.

И вдруг Горэм предстала ему кем-то совершенно незнакомым. Личностью, и при том личностью чрезвычайно неприятной, полной мстительной злобы.

Гайфье в голову не пришло усомниться в том, что отец достойно относился к первой своей подруге. Талиессин не виноват в том, что Эйле умерла слишком рано. И в том, что пришлось взять в жены Уиду. И уж тем более не виновен Талиессин в том, что так страстно влюбился в свою эльфийскую супругу, – если женщина из народа Эльсион Лакар захочет соблазнить, не устоит ни один мужчина.

Что бы ни утверждала Горэм, поколебать чувства мальчика к родителям ей не удалось. Однако своими речами она натворила нечто совершенно иное. Перед Гайфье внезапно распахнулась пропасть – он увидел душу другого человека и понял, что никогда никого не сможет узнать до конца. Любой может оказаться незнакомцем. Не только няня, о которой мальчик толком не задумывался. Но и отец, и мать, и сестра… и даже близкий друг, если когда-нибудь у Гайфье появится таковой.