Заклинатель драконов - Ян Сигел Страница 5

— Я искал, — сухо продолжает мальчик. — А когда ищешь, то обязательно находишь. В данном случае ты не мог бы прийти, если бы тебя не пригласили.

Дом ж'лает, чтоб в ем было пугало, а я такой в'лосатый. Вот и пришел.

Откуда?

Ух как много в'просов…

Это мой дом, и я имею право спросить.

Другой ск'зал то слово.

Это мой друг, он выручил меня. Но именно я пригласил тебя прийти.

С той поры, как я в последний раз был в этом миррре, люди зменились, — говорит гоблин, его кустистые брови безостановочно двигаются вверх–вниз. — В стары времена, Х'зяин ни мог узреть миня, пока я того не пожелал бы. Но Х'зяева ушли, а последний — слизняк, продал свой дом за пригоршиню с'ребра. А нонче они понаставили ванн–ванн! — и трубы повсюду шипят и бормотают, а жарко без огня, а огонь горит, не сугревая, а еще трррещат картина из ящиков, да невидимые к'локола гремят, да чегой–то потрескивает по ночам. Гоблинам тут нынче нету места.

У нас только одна ванная комната, — как бы извиняясь, говорит мальчик.

Х'рашо. Никакой пользы от энтих ванн. Грязь–то не дает замерзнуть.

Забивает поры, — кивает мальчик, — должен сказать, что у нас есть телефон и два телевизора, но один из них сломан. Еще по ночам потрескивает микроволновка, если нам бывает нужно что–нибудь разогреть. Вот и все.

Гоблин что–то бормочет, но бормотание нечленораздельно.

Ты тут один?

Конечно, нет. Здесь мой отец, моя сестра и Эбби — папина подруга. Мы живем в Лондоне, а сюда приезжаем на уик–энд и по праздникам. А еще миссис Уиклоу, домоправительница, которая приходит почти каждый день, и Люси — девушка из деревни, которая ей помогает, и Гас — викарий — он тут приглядывает за домом, когда нас нет. Ох, еще есть собака (вроде бы собака), она то приходит, то уходит. Она не причинит тебе вреда, если ты ей понравишься.

Что еще за с'бака? — спрашивает гоблин. — Из тех домашних любимчиков, что не умеют гавкать да не загонют зайца, а цельный день сидят на к'ленках у леди да ждуть, пока их накормют?

О, нет, — возражает мальчик. — Она совсем не такая. Она сама себе хозяйка. Вот увидишь.

Прослышал я, — продолжает гоблин, немного помолчав, — тута не так давно было несчастье.

— Да.

И могет быть так, что это несчастье з'ставило тебя узреть кое–что недоступное для пр'стого люду ?

Может быть. — Взгляд мальчика стекленеет, ничего не выражает.

Сказывают, тута до меня был д'машний гоблин?

Откуда ты об этом знаешь? — Неподдельное изумление прорывается сквозь внешнее спокойствие мальчика.

Это можно унюхать. Что с ним случилося?

Беда, — говорит мальчик. — Он был из робких, слишком боялся дать сдачи. Вот страх и убил его.

Ну–ну, — говорит гоблин. — Страх — смертельней, чем рана от к'нжала или от копья, а мине доставалося и то, и другое. Я–то учую Беду заранее. А ты думаешь, что Беда не за горами?

Возможно, — отвечает мальчик. — Ведь все это еще не закончилось? Как ты думаешь?

— Истинная правда. Не х'телось бы снова ст'лкнуться с Бедой. Похоже, надо ее избежать. Дак ты сб'ираешься миня приглашать?

Мальчик для пущего эффекта выдерживает паузу.

— Хорошо. Ты можешь войти.

Гоблин спрыгивает с подоконника, при этом его старинное копье свешивается на сторону.

Кстати, — говорит мальчик, — как тебя зовут?

Брэйдачин.

Брэйдачин. — Мальчик старается правильно произнести это слово. — А я — Уилл. Ох… вот еще…

Что еще?

Предупреждение. Моя сестра… Она учится в университете и редко теперь бывает здесь, но, когда появится, лучше не попадайся ей на глаза. У нее сейчас некоторые трудности.

— Она будет меня видеть? — допытывается гоблин.

— Полагаю, будет.

Гоблин своей прихрамывающей походкой направляется к двери и исчезает, едва коснувшись филенки. Мальчик несколько минут глядит ему вслед, его гладкое лицо загадочно, как чистый лист бумаги, на котором еще ничего не написано. Затем мальчик и комната растворяются в туманной дымке.

Зыбкие образы расплывчаты, они кристаллизуются только под силой взгляда, затем снова затуманиваются и теряются в клубах дыма и пара. Иногда кажется, что сама пещера плывет в тумане. Ее углубления и тени колеблются в полутьме существования, в то время как в центре фокусируется реальность, будто там открывается ясный глаз мира. Мы обе, Сисселоур и я, как тени, следим за светом, жаждем его. Но я гораздо плотнее любой тени — я окутала себя тьмой, спрятавшись в ее кокон, храня свою силу, пока она дремлет. Этот кокон — некая тайная промежуточная стадия заботливого пестования моего будущего я, которое будет готово появиться на свет, когда настанет час — возникнет новая Моргас, сверкающая юношеским задором, готовая к действиям.

Видение обманчиво. Дымчатый экран открывается как щель в стене Бытия, и в нем вы можете увидеть неизмеримые дали и моря, по которым никто не плывет, можете вдохнуть ароматы забытых садов, почувствовать вкус дождя, падающего на иссохшие посевы, — но истинная сила находится здесь, в темноте. Со мной. Я и есть тьма, я — сердцебиение ночи. Огонь заклинаний может показать вам все, что простирается вдали, а я — здесь. Здесь и есть сущность сущего.

Тьма всегда в ожидании. Позади света, вне пределов реальности, за изображением на дымчатом экране. Посмотрите на яйцо. Оно будто пылает холодом, его белая скорлупа сияет как затуманенный лед. Оно спрятано в шкатулке из эбенового дерева, окованной железом, которое стало хрупким от вечного холода. Яйцо лежит там уже много столетий, оберегать его — священная обязанность тех, кто не знает, что они лелеют и для кого. Этот образ является мне довольно часто, тайна его еще не раскрыта. Быть может, это — символ. Самая глубокая, самая истинная магия проявляется через символы. Может быть, это просто то, что должно быть. Яйцо. Если это так, то мы наконец можем предположить, что свернулось там внутри. У людей, которые ухаживают за ним, должны быть нежные руки и изящные черты лица, как у существ «не от мира сего». Они и не подозревают, какой зародыш темноты вызревает в яйце.

Картина сдвинулась назад, впервые показывая нам, что шкатулка стоит на каменном алтаре, который находится в круглом зале, а зал… а зал расположен на вершине одинокой башни, как клык выступающей в голубом горном воздухе.

— Почему здесь? — спрашивает Сисселоур, как всегда, язвительно. — Понятно, место отдаленное, почти недоступное — но почти бывает недостаточно. Почему не спрятать это вне мира?

Магия доискивается тайн магии. Кто должен следить за этим предметом, находящимся в руках Человека? Ему будет безопаснее в несведущих руках, лучше спрятать его на виду, где он будет лишь одной из тысяч священных реликвий, хранимых в тысячах монастырей. Люди будут убаюкивать его своими собственными легендами, наделяя множеством значений. Там его никто не будет искать.