Наночума. Проклятый год - Джефф Карлсон Страница 5

— Зачем мы сюда пришли?

Кэм привел ее на любимый утес, он считал его своим, потому что никто, кроме него, не мог спокойно созерцать открывавшийся отсюда вид на уютный поселок внизу у ручья — словно ровным счетом ничего не изменилось: в дымке тонул лесной массив, черные наплывы застывших лавовых потоков и серые гранитные глыбы плотным кольцом окружали квадраты городских кварталов и разноцветье крыш. Обычно они завтракали здесь втроем, но Сойер так и не присоединился к ним прошлым вечером, а когда Кэм с Эрин проснулись, его уже и след простыл.

— Если у парня нет антидота, зачем он сюда пришел? — спросила девушка, скривив краешек рта в улыбке. — Может быть, его выгнали?

Кэм покачал головой:

— В таком случае они не стали бы тратить дрова на сигнальные костры.

Четыре ворона, оседлав воздушный поток, кружили в паре километров к югу. Кэм попробовал угадать, спустятся ли они в долину или поднимутся ближе к вершине. Мяса на вороне совсем мало. Последний, которого они поймали, был весь в парше, линялый, птица явно не раз наведывалась в долину, гоняясь за расплодившимися насекомыми.

Экосистема утратила последние остатки равновесия, и лишь ящерицы, змеи, лягушки и рыбы еще как-то противостояли стремительному размножению кожистокрылых. Во время последнего похода за барьер Кэм заметил в долине целые полчища летучих тварей, которые легко было принять за стелющийся дым. Низкое давление высокогорья сдерживало нашествие кусачих паразитов — одних блох ничто не могло остановить. Кроме того, в недавних вылазках людям помогала зимняя стужа, но теперь наступала весна.

День выдался безветренный, пригревало солнце, его тепло ощущалось на обнаженной коже. Это чувство было таким ярким и эротичным, что у Кэма грудь покрылась мурашками — Эрин подумала, что от холода. Пришлось ее пощекотать, чтобы согласилась хотя бы закатать рукава. Разохотившись, она стащила юбку, даже не проверив, нет ли кого поблизости, отчего Кэму стало немного не по себе. Внутри хижины негде было скрыться от чужих глаз, женщина почти целый год совокуплялась в ней с двумя мужиками, и все-таки за Эрин Кумбс никогда не водилась склонность к эксгибиционизму. Наоборот — несмотря на отчаянную боязнь холода, она брезговала ходить в общий горшок и в любую погоду выбиралась наружу. «Я делаю пи-пи, а люди смотрят», — говорила она.

Неожиданное безразличие подруги обеспокоило Кэма. Жизнь после катастрофы многим затуманила мозги, поменяла характер не в лучшую сторону. Сам он сумел приспособиться к окружению, развить острое чутье.

Если шкура Кэма стала слишком светлой для латиноса, то кожа Эрин теперь напоминала слоновую кость с лиловыми прожилками шрамов. Пока они завтракали липкой кашицей из костяной муки и горького лишайника, в которую вместе с соскобами оранжевой поросли затесалась каменная крошка, Кэм украдкой посматривал на хрупкую фигуру и маленькие груди.

Осколок камня попал юноше на больной зуб, и Эрин принялась осыпать любовника поцелуями, прижимаясь к его телу теплой кожей. Кэма охватило острое ощущение счастья.

Рассматривая соседнюю вершину, он крепко обнял подругу за плечо. Заглянув ему в глаза, она ткнула пальцем в сторону долины и спросила:

— Возьмешь меня с собой?

Незнакомец сказал, что его фамилия — Голливуд. Один Прайс счел нужным сострить:

— Как же, как же… Знавал я там кое-кого!

Пришелец вроде бы нахмурился. Трудно было сказать — наночастицы практически сгрызли юношу изнутри, адская боль делала его мимику судорожной и неопределенной. По виску расползлись бляшки и сыпь. Кожа вздулась в местах, до которых добрались насекомые, особенно на шее, где укусы слились в сплошную массу из трех отвратительных беловатых шишек. Тут не одна сотня летучих тварей поживилась.

— Я пришел отвести вас на наше место, — заявил Голливуд. В избушке воцарилось молчание. Гость опять нахмурился, не вставая с кровати, обвел окружающих взглядом. Парню не было еще и двадцати. Черноглазый, черноволосый, подтянутый, похожий на японца — настоящий калифорнийский мальчишка-серфер, растягивает слова на тамошний манер, вздергивает подбородок перед каждой паузой.

Он напоминал Кэму его собственных братьев, смуглокожих, но в остальном ничем не отличавшихся от соседей, коренных американцев. На западном побережье великая нация во всей красе проявила себя как плавильный тигель, смешав разные культуры в одну и приправив ее соусом из невиданных свобод и благополучия.

— На той стороне долины, — пояснил Голливуд, — у нас есть врач, сельхозинвентарь. И, это… куда больше свободного места.

— Почему? — спросила Эрин.

— Просто повезло.

В его широкой улыбке не было и намека на тревогу.

— Я не о том. Почему ты рисковал жизнью? Какая вам с этого польза?

Парень осторожно пожал плечами, но даже этот легкий жест заставил его зажмуриться от боли. Он, видимо, не раз прокручивал предстоящий разговор в мыслях.

— Вы здесь, а мы там — нехорошо так.

— А рация у вас есть? — спросил Сойер.

Кэм с удивлением оглянулся на приятеля. Такой вопрос можно было ожидать скорее от Прайса. Какая разница? Военные из Колорадо не пришлют за ними самолет, даже если бы тот мог сесть в горах.

Японец кивнул.

— Да, коротковолновка.

— Гражданский диапазон или любительский?

— Кажется, любительский.

— Сколько вас там? — спокойным тоном продолжал расспросы Сойер. Что-то очень уж он невозмутим. Видимо, вопрос о рации — лишь отвлекающий маневр. Кэм попытался подать приятелю знак, но тот словно ослеп и не замечал ничего вокруг, вперив взгляд в лицо Голливуда.

— Вместе со мной — девять.

«Боже, их меньше, чем нас!» — подумал Кэм.

— Еда, жилье есть? — допытывался Сойер.

— Есть домик и как бы отдельная квартира во дворе. И еще — огромная цистерна с пропаном. Отапливались газом всю зиму. А теперь хотим вырастить как можно больше овощей, так что без вашей помощи мы не справимся. У нас только четверо по-настоящему взрослых.

Ладонь Сойера дрогнула и сжалась в кулак.

— Трудно поверить, что вы смогли выжить так близко от опасной зоны. Вам наверняка пришлось постоянно делать вылазки на ту сторону, так ведь? — спросил Голливуд.

Несколько человек отвернулись, скрывая эмоции. Голливуд бросил на них озабоченный, ищущий взгляд.

— Да, мы — такие, мы — крутые, — вставил Кэм.

Японец снова расплылся в улыбке:

— Вот поэтому мы и хотим с вами объединиться.

После Йоргенсена убили Лумаса — его звали то ли Чед, то ли Чак, — торгового менеджера с волосатой, как у животного, грудью и толстым платиновым кольцом на толстом же пальце. Кэм отвлек ленивого сучару окриком, а Сойер подскочил сзади и шарахнул молотком по черепу. Лумас рухнул на четвереньки и заскулил. Он всегда скулил. Кэм отбил себе носки и голени, пиная грузное тело, пока Сойер не оттолкнул его и не прикончил лежачего.