Земля Злого Духа - Андрей Посняков Страница 5

Про то и Михейко Ослоп спросил, не выдержал бугаинушка любопытный:

– Что, господине, вояки-то – угорские?

– С чего ты так решил? – повел плечом Иван.

Бугай шмыгнул носом:

– Так слыхивали мы про гусаров, как же!

– Может, и угорские, – шепотом, как бы для себя, пробормотал молодой атаман. – А может – и поляки. Князь угорский, Стефан Баторий из Семиградья, давно ж в королях польских. С тех пор как поляки с литвой заодно стали.

– Речь Посполитая называется, – не преминул пояснить отец Амвросий. – Что в переводе с латыни значит…

– Ага!!! – снова вскрикнул Иван. – Вижу! Вижу Афоню! На, отче, глянь сам… И ты, Ганс, посмотри. Думаем живо: как парня отбивать будем?

Вот за то – не только за удачливость – атамана Егорова и любили! Всегда у опытных людей совета спрашивал, однако решенье принимал сам, очень быстро и почти всегда – верно.

– Мы с тобой, капитан, конный бой у деревни завяжем. – Ганс Штраубе задумчиво почесал длинный нос. – А отец Амвросий со своими – к телегам.

– И я так думаю, – ухмыльнулся в кулак Иван.

Капитан… так называли его немцы, хотя до роты людей в отряде не хватало – всего-то четыре дюжины человек, вот и пришлось нынче позвать на помощь немцев – те рядом были, одно дело под Могилевом делали: колошматили литовцев с поляками, как могли, во славу грозного государя Ивана Васильевича! Штраубе до того еще и на море успел повоевать, как сам он выражался со смехом, «пиратствовал» под началом царского адмирала датчанина Карстена Роде, коему Иван Василевич самолично каперский патент пожаловал. Жаль, ненадолго морских дел хватило.

– Отче, Ослоп, и вы все – остаетесь здесь, ждете обоза, – отдав подзорную трубу подскочившему молодому парню, распорядился молодой атаман. – Как появится, нападайте сразу. Ганс! Бери своих – и за мной.

– Капитан! – Немец почему-то не спешил исполнять приказанье.

– Что такое?

Иван уже собрался прыгнуть в седло, но, обернувшись, глянул на мекленбуржца столь грозно, что кого-нибудь иного такой взгляд неминуемо привел бы в замешательство… кого-нибудь иного, только не немца!

– Там, впереди, в золоченых латах, думаю, – их командир, – тихо промолвил Ганс. – ты б, капитан, его из своей хитрой аркебузы…

– Понял тебя. – Атаман улыбнулся, выхватив из притороченного к луке седла особого саадака небольшую пищалицу, как выразился Штраубе – «аркебузу». Хитрую! Значительно меньше и легче мушкета, с колесцовым – не с фитильным! – замком, капризным, но от мокрой погоды почти не зависящим, «пищалица», однако, вовсе не поэтому именовалась «хитрой», а потому, что имела внутри ствола нарезы винтом, от чего пуля в полете закручивалась и куда как метко била. Такие пищали – довольно редкие – именовали еще «винтовальными», делать ее было трудно и нудно, да и заряжать – так же, вчетверо больше времени, нежели обычный мушкет-пищаль, однако выстрел… Выстрел того стоил!

Вот как сейчас…

Зарядив пищалицу, Иван пристроил приклад к плечу, положив граненый ствол на ветку… гусары как раз появились напротив балки, где сидели в засаде атамановы люди и немцы. Впереди, в золоченом панцире, несся красавец усач, польский или мадьярский пан. Деревня, куда летели всадники, уже казалась рядом, и усатый, обернувшись, в нетерпении выхватил из ножен саблю. Ах, как красиво отразилось в клинке солнце! Со всей польской доблестью, с гонором, с угрозой!

Усач на всем скаку что-то крикнул своим, ухмыльнулся…

Едва слышно щелкнула пружинка. Закрутилось, высекая искры, колесико в аркебузном замке… Грянул выстрел.

Нелепо взмахнув руками, гусар вылетел из седла, словно вдруг столкнулся с какой-то невидимой и чрезвычайно прочной, вдруг повисшей в утреннем воздухе нитью.

И тотчас грянул залп: немецкие мушкеты, пищали… Впустую, конечно же, – больше для устрашения. Слишком уж далеко, да и цель – рассыпная, несущаяся… попади – попробуй.

– За мной!

Бросив пищаль оруженосцу, молодой атаман птицей взлетел в седло, выхватил саблю:

– За мной, парни! Постоим за землю русскую!

Выскочив из балки, смешанная русско-немецкая конница Ивана Еремеева понеслась через луг на гусар! Те явно ничего подобного не ожидали – еще бы! – «переветчик» Афонька им совсем другое плел. Мол, деревенька зажиточная, воинских людей в ней нету… Выманили охранную сотню короля Стефана! Выманили! Теперь дело за малым – разбить.

Летели из-под копыт коней ромашки пополам с клевером; жаворонки и прочие мелкие пичуги, вспархивая, с жалобными криками кружили в синем прозрачном небе, сверкало в глаза гусарам яростное июльское солнце.

Это Иван так рассчитал – чтоб сверкало. Вражинам-то сейчас и свернуть некуда: с краев по лугу – балки, овражки – не обойти.

– Ур-а-а-а-а!!!! За царя-батюшку-у-у, за Родину-у-у-у!!!

Две рати схлестнулись. Зазвенели сабли. Поднявшись на дыбы, ржали кони, и первая кровь – дымящаяся, тягучая, красная – тяжелыми каплями оросила луговую траву.

Ах, с какой яростью щурил глаза гусар! Как стискивал губы – вот-вот прокусит, – а иногда ругался. Он оказался опытным рубакой, этот поляк или мадьяр… Ловко отбив удар, повернул саблю плашмя, норовя поразить врага в шею. Иван быстро подставил клинок, противно заскрежетала сталь, уж тут – кто кого! Глаза противников налились кровью, взбугрились мускулы… Гусар вдруг резко дернул коня влево – сабля его, скользнув по клинку атамана, ударила в грудь… Если б не латы! Даже кольчуга – и та вряд ли спасла бы!

Впрочем, молодой атаман сейчас вовсе не думал о близкой смерти – сабли снова схлестнулись, застыли на миг… И тут Иван поступил хитро – перенес всю тяжесть удара не на клинок, а на рукоять сабли и ударил – тяжелым золоченым эфесом! – прямо противнику в глаз! Ошеломленный гусар пошатнулся… вот тогда и настала очередь клинка!

Проводив быстрым взглядом упавшего в траву врага, атаман осмотрелся, мысленно отмечая поверженных поляков, и довольно отсалютовал саблей подъехавшему к нему немцу.

– А ведь бегут, сволочи! – указав палашом на бросившихся прочь всадников, ухмыльнулся тот. – Доннерветтер! Остальных мы…

– Вижу, – спокойно отозвался Иван.

– Так мы теперь на помощь…

– Нет! Мне не нравятся всадники. Те, что уходят… – атаман прищурился. – Слишком уж быстро… и не толпой… Ага! Что я говорил – разворачиваются! У них луки! Мадьяры – добрые стрелки. А ну, все с коней! – взмахнув окровавленной саблей, распорядился Еремеев. – Наземь я сказал, наземь! В траву…

– А если…

– А если поскачут – успеем в седла.

Пара из выпущенных мадьярами стрел, со свистом пронзив небо, уже нашли себе жертвы – двое всадников Ивана упали, остальные спешились, залегли…

– Ну, вот, – спрыгнув с седла, улыбнулся Иван. – Так-то лучше бу…