Ронин - Александр Воробьев Страница 5

Правая рука немела, накачанная медсистемой наркотиками и кровоостанавливающими препаратами. Ник судорожно перевел дух и оглянулся. Сегун, покрытый своей и чужой кровью, явно сдавал. Все чаще сквозь его защиту прорывались удары, оставлявшие пока неглубокие, но кровоточащие раны. Трое его противников все убыстряли и убыстряли темп. Ник бросился к ним.

Он почти успел. Сегун, воодушевленный прибывшей подмогой, утроил усилия, удачно зацепил плечо одному, продолжая разворот, подрезал ногу второму… Ник, намечавший удар в спину третьему, вначале не понял, что произошло. Сегун по-прежнему оставался на ногах, но его руки больше не сжимали меч, прижатые к распоротому животу. А миг спустя его голова, подпрыгивая, катилась по камням, отсеченная метательным диском. Ник взвыл. Его жизнь теряла смысл, его господин и родственник погиб, а он, которому была доверена его жизнь, осмелился выжить!

Ярость застилала глаза. Самцы Тедау продолжали теснить уцелевших людей, превосходя их в численности уже почти втрое. Ник ворвался в строй Тедау со спины, зарубив троих, прежде чем они опомнились и сумели перестроиться.

Он рубился, позабыв о защите, с удара перешибая подставленные клинки, сжигая себя в горниле пламенной ярости, не чувствуя боли от пропущенных ударов. Изрубленные доспехи с трудом держались на окровавленных плечах, исчерпала свои ресурсы медсистема, не в силах справиться с многочисленными ранами, а он все сражался. Так не могло продолжаться долго, в конце концов один из серпов, хищно клюнув под сердце, показал свое жало со спины. Ник, оскалив зубы, закричал что-то неразборчивое, перерезал мышцы на сжимавшей серп руке, ударом ноги отбросил самца, развернулся…

Еще два серпа пробили грудь, третий подрубил сухожилия на левой руке, Ник дернулся, роняя меч.

Мир кружился вокруг него, стремительно наполняясь светом. Вспышка, тьма и безмолвие… Он умер.

Две недели спустя, деморализованные потерей своего господина и высшего офицерского состава, самураи клана Такаси подписали отказ от территориальных претензий на Анатолию. Клан, покрытый позором, еще долго находился в немилости у императорской семьи.

Над новой колонией Тедау все так же светила ласковая зеленая звезда.

Покой и нежность волнами накатывали на измученное сознание, принося с собой далекую музыку. Свет, неяркий и мягкий, чей-то ласковый голос.

— Придите в себя, Николас. Очнитесь, вы же меня слышите, я это вижу. Ну, давайте же!

Он открыл глаза. Просторная, окрашенная в мягкий зеленый цвет комната, минимум мебели, экран на стене. Молоденькая негритянка в белоснежном халатике, сидящая у кровати, радостно улыбнулась, заметив, что он очнулся.

— Ну наконец-то! Я уже начала волноваться, вы должны были прийти в себя еще вчера вечером. Во всяком случае, так гласил прогноз медикейда.

Ник облизнул пересохшие губы.

— Где я?

Голос срывался, словно он только что научился говорить. Девушка улыбнулась, сверкнув белоснежной линией зубов.

— В госпитале в Йоашире.

— Давно?

Медсестра скосила глаза, припоминая.

— Два с половиной месяца. Регенерация закончилась неделю назад, но доктор велел вас еще подержать на нейрорелаксантах. Вы были очень плохи.

Ник дернулся, попытавшись оторвать спину от постели, но тут же свалился, опрокинутый волной слабости. Над изголовьем койки противно зажужжал один из агрегатов. Девушка нахмурилась.

— Лежите, вам еще рано вставать.

— Я должен… — Мысли путались, он не помнил, ПОЧЕМУ ему надо встать и КУДА ему требовалось срочно попасть, но в голове занозой прочно сидела мысль, что должен идти… и еще ему нужно его оружие…

Медсестра погрозила ему пальцем.

— Потерпите пару недель. Доктор сказал, что раньше он не позволит вам вставать. Что с вами?!

Последние слова донеслись до него словно сквозь густой туман. Ник провалился в забытье…

В следующий раз он пришел в себя спустя четыре дня. Открыв глаза, Ник некоторое время лежал, молча пялясь в потолок, а в голове одна за другой выплывали из тумана отрывки мыслей — госпиталь… Йоашира… нужно идти… куда? и тут он вспомнил все! Позор, о, Будда, он выжил! Осмелился! Зачем?! Господин! Кровавые брызги на камнях и стук катящейся по камням головы. Ник взвыл, не контролируя себя. Зачем его спасли?! Разделив судьбу сегуна, он искупил бы вину, а так? Неужто они думают, что он сможет жить после такого бесчестья?! Ник рванулся, обрывая приковывающие его к кровати ремни. Где его клинок?! Кровь искупит все! Как смели они убрать его мечи?!

Тревожно завизжали медицинские системы, потеряв с ним контакт, и тут же в палату вбежала медсестра, с испугом на лице кинулась поднимать упавшего с кровати пациента. Ник потерял сознание, неокрепший организм не вынес подобной нагрузки.

Прибежавшие врачи переложили его обратно на кровать и, накачав релаксантами, вызвали штатного психолога. Где-то в верхах сочли, что вина его слишком велика, чтобы он имел возможность уйти от наказания простым ритуалом сеппуку. Немного гипноза, психотропов — и блок, запрещающий суицидальные наклонности, был готов.

Очнувшись в третий раз, он попробовал заняться дыхательной гимнастикой, но все та же медсестра, симпатичная негритянка по имени Рози, пригрозила пожаловаться доктору на нарушение режима. Николас пообещал больше не нарушать распорядок и опустился на подушки. Странно, он помнил все до мельчайших деталей, все понимал, но вот стремление убить себя его покинуло. На место этому пришла апатия, непонятное состояние, когда тебе все равно, как сложится дальнейшая судьба. Да, с ним хорошо поработали, лишив и этой возможности искупить вину. Ник знал, что с ним сделали, гипнотическое внушение, императив будет действовать еще дней двадцать, потом его влияние на разум сойдет на нет. Понимал, но сделать ничего не мог, программирующий был мастером своего дела. Он лишил Ника и этой единственной возможности спасти род от бесчестья.

Шли дни, с каждым разом периоды забытья становились все короче, в тело постепенно возвращалась былая сила, но за все время в палате не появилось никого, кроме Рози. Сама девушка на вопросы отвечать отказывалась, ссылаясь на неосведомленность. Наконец Ник не выдержал и потребовал немедленной встречи с любым, кто ответит на его вопросы. Но и это осталось без внимания. Так продолжалось еще две недели, пока в один прекрасный день в палату не вошли двое в форме императорских судей. Один из них, пожилой самурай с непроницаемым, словно высеченным из гранита лицом, молча придвинул стул и сел, второй, помоложе, остался у дверей. Ник вскочил на ноги, склонился в глубоком поклоне, а затем упал на колени и склонил голову в ожидании, когда старший соизволит обратиться к нему. Он молчал, стараясь сохранять подчеркнутую невозмутимость, но давалось это с трудом. Сердце колотилось, как бешеное, лоб был сухим и горячим, а по спине стекала тонкая струйка ледяного пота. Похоже, его неприятности оказались гораздо сильнее того, что он даже предполагал, ибо если в деле участвует императорский суд, значит затронут вопрос государственной важности. И ему, простому самураю, теперь не приходилось ждать для себя ничего хорошего.