Механика вечности - Евгений Прошкин Страница 5

– Еще и ровесники. Признаться, для своих тридцати выглядите вы неважно. Много курите?

Однофамилец, увидев, что номер с фальшивыми документами не проходит, заметно погрустнел.

– Мне пятьдесят лет, – сказал он. – Ты – это я, только на двадцать лет моложе.

– А, усек. Параллельные миры с разным темпом времени. Любимая тема одного моего знакомого.

– Да, Кнут никогда не забирался в космос. Он убежден, что все двери вселенной открываются на Земле.

Тезка-ровесник произнес это так просто, что я сначала кивнул и уж потом спохватился.

– Вы знакомы с Шуриком?

– Уже лет двадцать пять.

– Ему всего тридцать.

– Сейчас. Так же, как и тебе. А через двадцать лет…

– Мы состаримся на двадцать лет, – легко согласился я. – Так откуда вы его знаете?

– Случайно познакомились в библиотеке, на встрече с одним писателем. Сказать, с каким?

– Нет, не надо. Я все понял. Передайте Кнутовскому, что я восхищен его остроумием. Что же он, не мог придержать эту идею до первого апреля?

Ровесник-однофамилец замолчал и машинально отхлебнул чаю.

– Ну и говно!

– Вы повторяетесь. Наверное, Кнут спланировал полномасштабный розыгрыш. Знаете, мне даже немного жаль, что я расколол вас так быстро. Это действительно могло быть забавным.

– Правильно. Именно так я все и представлял. Я не ждал легкой победы.

Он скинул плащ и принялся расстегивать рубашку необычного покроя.

– Эй, эй! Вы ничего не перепутали? – К такому повороту я был не готов. Кнут что, совсем свихнулся? Кого он ко мне прислал?

– Ужасно пошло, но ничего другого не остается. Приступаем к телесному осмотру. Ты хорошо помнишь свои родинки? – Седой говорил без всякой иронии. – Если тебя не убедит вот это и это… – он указал на крестообразный шов у локтя и крупное родимое пятно под левой лопаткой, – …то я могу рассказать несколько случаев из своей биографии. Например, как я… то есть ты бросил Людмилу. Подробности интересуют? Деньги на Люсин аборт ты занял у…

– Заглохни! – Не выдержал я.

Его слова придавили меня как могильная плита. В голове пульсировала бешеная мысль: откуда он это знает? А рядом всплывало, прорывалось сквозь стальные кордоны обычного человеческого «не может быть» жутковатое понимание того, что я ему верю. Верю! Потому что единственное рациональное объяснение – это…

– Ну, Миша! Соображай! Ты фантаст, или кто?

Сосед за стенкой вышел из туалета, о чем свидетельствовал надсадный рев его бачка. На югославской стройке гудел, передвигаясь, башенный кран. Передо мной стоял давно остывший и подернувшийся блестящей пленкой «Липтон». Рядом, задумчиво поигрывая пакетиком, сидел пятидесятилетний мужик, только что доказавший, что он – это я. С лестницы слышался исступленный лай дурной собаки. Все происходящее воспринималось естественным и монолитным, и я уже не знал, какой из элементов бытия считать «правильным», а какой – нет. Все объединилось и слилось в одну картину, и у меня не было оснований полагать, что Мефодий-старший менее реален, чем сосед, неоправданно часто спускающий воду.

– Расскажите… расскажи еще. Только не такое больное.

– Первый фантастический рассказ я написал в седьмом классе. Как он назывался? Думаю, этого даже ты не помнишь. Посвящался он, само собой, нашествию злобных инопланетян.

Я долил и включил чайник. Снова сел, закурил. Пришелец говорил то монотонно, то, вдруг вспомнив смешной случай, покатывался от смеха, и я хохотал вместе с ним. Но, уже свыкшись с ошеломляющим открытием, я невольно продолжал сверять его истории со своими, неискренне надеясь, что поймаю его на каком-нибудь несоответствии.

А он все рассказывал и рассказывал, и я, слыша фамилии, названия, даты, проживал свою юность по второму кругу, и он проживал ее вместе со мной. И тоже – свою. Потому, что скоро мне стало ясно: Мефодий не проговаривает заученную легенду, он действительно вспоминает.

– Хватит, – я подошел к раковине и тлеющим концом сигареты поймал сорвавшуюся с крана каплю. – Будем считать, что знакомство состоялось.

Мы торжественно пожали руки. Передо мной находился я сам в возрасте пятидесяти лет, и этот факт меня больше не шокировал.

– Вот и славно, – сказал Мефодий-старший. – Тогда закончим официальную часть и перейдем к лирике.

Он покопался в брошенном на стол плаще и показал мне черный продолговатый предмет, сильно смахивающий на пульт от телевизора. Три ряда круглых кнопок-пуговок на его поверхности только подчеркивали сходство; если б ни маленький жидкокристаллический экранчик в центре, штуковину и впрямь можно было принять за дистанционник. Не хватало лишь знакомого логотипа «Рекорд».

– Никаких кабин, никаких реакторов, все культурно: набрал на дисплее дату и время, потом нажал большую кнопку.

– Откуда это у тебя?

Мефодий загадочно улыбнулся и попытался закинуть ногу за ногу, однако сделать это, сидя на маленькой табуретке, оказалось непросто.

– Ловкость рук плюс теория вероятности, – нарочито беспечно ответил он.

Актером я был неважным – и в тридцать, и в пятьдесят. Выдав явно заготовленную фразу, Мефодий смутился и начал увлеченно рассматривать пепельницу. Он не был похож ни на отца, ни на мать. Все правильно, именно это я и слышал в детстве. Родители любили спорить, в кого я пошел. Теперь я видел: в себя. В себя самого. Через двадцать лет мои волосы приобретут стальной оттенок и чуть отступят назад, из-за этого лоб станет выше и благороднее. Нос укрупнится и покроется маленькими оспинками. Под глазами образуются аккуратные мешки, как раз такие, чтобы добавить взгляду мудрости. Своим будущим лицом я остался доволен, но вот то, что Мефодий пытался запудрить мне мозги, меня насторожило.

– Товарищ как-то спьяну проболтался, что готовится один эксперимент, – нехотя начал он. – Посвященных было так мало, что послать в прошлое оказалось некого.

– И послали тебя, – закончил я саркастически. – За неимением горничной пользуют кучера.

– В Проекте каждый человек на счету. Куда ни плюнь – либо серьезный дядька с большими погонами, либо профессор, который писает мимо унитаза, потому что кроме своих формул ничего не видит.

– В нормальных фильмах для путешествий во времени нанимают мордоворотов из спецподразделений.

– Чтобы одолжить одного такого у государства, пришлось бы многое объяснять. А здесь столько тумана, что неизвестно, знает ли о Проекте сам президент. В общем, они решили отправить постороннего – тихого, серого, незаметного, которого никто не хватится.

– Ты так и не женился?

– Вопросы потом, ладно?

Мефодий начал одеваться, и я не без зависти отметил, что его руки куда крепче моих.