Зачарованный мир - Константин Мзареулов Страница 5

Тридцать лет назад от брака последней наследницы древнего рода Ганлы и немолодого уже зодчего Хашбази родился мальчик Сумук, в раннем детстве поразивший жрецов яркостью ореола хварно. В том призрачном потустороннем мире, где обитала его Тень, сказали бы: генетические мутации стимулировали экстрасенсорную способность – там любят затуманивать ясную суть непонятными словами. Ни при чем тут мудреные слова – просто боги отметили его при рождении, дозволив постигнуть великое искусство магии.

Сумукдиар открыл дверь комнаты, куда не смел заглядывать ни один из обитателей Ганлыбеля – здесь были собраны все его магические талисманы. Он осторожно и любовно разложил по местам грозное копье олимпийской богини Афины Паллады и панцирь кельтского бога войны Белатукадора, повесил на стену принадлежавшие некогда Аресу двуручный меч и рогатый шлем с прозрачным забралом. Еще одно движение – и щит занял место рядом с мечом. Предмет этот, не раз спасавший Сумукдиара в самых страшных переделках, вызывал у агабека некоторую тревогу. Щит явно содержал грозное волшебство, и не возникало сомнений, что когда-то он принадлежал кому-то из древних богов. Но кому именно – эллину Аресу, его ромейскому близнецу Марсу, Белатукадору или кельтской же богине-воительнице Белисаме? Умные люди не раз по-хорошему советовали Сумукдиару меньше ломать голову над такими высокими материями. Возможно, они были правы.

Джадугяр со вздохом отвернулся от щита и медленно приблизился к огромному шару, продавившему своей тяжестью массивный гранитный постамент. Он повел рукой, и верхняя половинка шара взмыла в воздух, открывая вход. Сумукдиар сделал четыре шага и сел в кресло, которое словно ждало его возвращения. Эту камеру для медитаций он собственноручно вырастил из скорлупы драконьего яйца и старался проводить в ней каждый свободный миг, обновляя и наращивая свою говве-а-джаду. Крышка мягко опустилась, отсекая джадугяра от внешнего мира со всей его суетой, войнами, интригами, погромами, голодом, болью, изменами, битвами за власть и прочими несправедливостями.

В бледном сиянии, скудно источаемом внутренними стенами шара, заструились потоки всепроникающих магических сил, насквозь пронизывающих Вселенную. Расслабившись, гирканец впитывал энергию, прогонявшую усталость и сомнения, дарившую бодрость, уверенность, радостное ожидание. Он словно воспринимал цельную картину бескрайнего мира, раздираемого сражениями и любовью, мятежами и примирениями, ненавистью и трудом, гневом и надеждой, алчностью и жаждой познания. Он попытался коснуться хварно Ахурамазды, но вновь, как это неумолимо случалось в последние годы, не нашел своего покровителя: похоже было, что бог Света забыл или покинул людей. Сумукдиар отчаянно искал наугад, но встречал только развалины былых храмов, снова и снова убеждаясь: потусторонние силы заняты собственной борьбой, им нет сегодня дела до смертных с их ничтожными страстями и пожеланиями.

Он резко встал, и драконье яйцо покорно распахнулось, выпуская человека – он все-таки был человеком – в мир привычных образов и явлений. За дверью ждал верный старый Асархаддон, проводивший Сумукдиара в трапезную, где был накрыт стол для двоих Хашбази. Отец уже сидел на обычном своем месте, нетерпеливо позвякивая серебряным ножом по фарфоровому ободу привезенного из-за моря блюда. Теперь они обычно обедали вдвоем – мать умерла при неясных обстоятельствах, когда Сумукдиар сражался в Бактрии, и джадугяр подозревал, что таким образом Магриб отомстил ему за умиротворение Шайтанда. Что ж, когда-нибудь магрибским колдунам воздастся и за это изуверство…

– Садись, Сумук, – сказал Друид. – Теперь мы прозябаем, но смогли приготовить все то, что ты любишь.

– Спасибо, папа. Скоро заживем веселее, я вернул наши две деревни и еще одну сверх того. – Он протянул старому Хашбази бумагу с печатью и подписью марзабана. – Я тут, понимаешь, одного дохленького демона по дороге прикончил – вот Эльхан меня и отблагодарил.

Отец не без восторженного удивления прочитал долгожданный документ, недоуменно покачал головой, заметив: дескать, своей почти полувековой безупречной службой во славу Атарпадана он заслужил лишь право не быть убитым во время погрома, тогда как сын его, проводивший годы в сражениях или за чтением заумных книг, добивается желаемого одним взмахом меча.

– Меч всегда ценился выше, чем циркуль инженера, – со вздохом признал Сумукдиар. – Не переживай, папа, мы еще рассчитаемся с нашими врагами и обидчиками. Я не приучен забывать зла – во всех его видах.

Безнадежно махнув ладонью, Друид проворчал: мол, меньше всего озабочен местью. Младший Хашбази, покивав, отрезал себе солидных размеров кусок остывшей тушеной ляжки бегемота, нашпигованной чесноком. Отец мрачно наблюдал, с каким аппетитом сын двигает челюстями, потом вдруг спросил угрюмо:

– Сколько наших ты убил?

– Наших? – Сумук невинно поднял брови, имитируя недоумение. – Каких еще «наших»? Мы с тобой, как известно, аланы… – Затем, отложив вилку, буркнул: – Я никого не убивал – убивали солдаты.

Сокрушенно качнув головой, отец яростно выдохнул:

– Ну почему же снова вспыхнуло это проклятое братоубийство? – Разгорячившись, он начал слегка заикаться. – Что за глупость это позорное деление людей на трижды проклятые племена и народы! Все люди одинаковы, и у каждого племени есть свои подлецы и есть свои герои – дураку же ясно!

– Именно дуракам это и не ясно, – процедил в ответ Сумукдиар. – И поэтому по обе стороны границы именно дураки вопят во всю глотку: «Арзуан – наша земля!» Идиоты…

Отец презрительно фыркнул и продолжал с прежней запальчивостью, при этом он с типично средиморским темпераментом размахивал руками:

– До чего же глупы эти слова: «наша земля»! Земля эта была до нас и будет после… Не земля принадлежит людям, но мы принадлежим земле. И, что характерно, громче всех голосят о «нашей земле» как раз-таки те, кто ни единого дня на этой земле не жил, никогда эту землю не обрабатывал, но, напротив, проводил все дни в разнузданных развлечениях в своих роскошных дворцах! Подлецы и бездельники, никчемные уроды!.. Какая такая может быть «нация», если здесь исконно жили по соседству десятки и сотни племен? Ведь даже в двух соседних деревнях люди разговаривают на разных языках! Ведь эти племена всегда жили здесь и почти никогда не враждовали. А теперь некоторые особо рьяные «патриоты» готовы стать на четвереньки, чтобы заглянуть в поисках врага под собственную кровать… Только, вот беда, ставший на четвереньки теряет человеческий облик, окончательно превращаясь в животное… – Он стукнул кулаком по столу так, что зазвенели тарелки, и пробормотал сокрушенно: – О великий Ахурамазда, что случилось с людьми?..

К сожалению, вопрос этот, заданный отцом чисто риторически, имел вполне конкретный ответ, и Сумук прекрасно понимал, что же случилось с народами Средиморья. Он немногословно поведал о темном колдовстве, насылаемом злобными чародеями Магриба – то есть Запада, – колдовстве, которое разжигает рознь и ненависть, которое заставляет мирных людей забыть былую дружбу и превращает могущественные империи в легкую добычу для коварных завоевателей…