Истовик-камень - Мария Семенова Страница 5

– Как же я буду звать своих новых рабов? –поинтересовался напоследок Тарким. – Имена-то хоть у них есть?

– У дикого народа веннов, почтенный, нет не толькоимён, но даже и достойной уважения веры. Они считают себя детьми различныхживотных. Этих двоих тебе очень легко будет запомнить. Тот, что сидит в углуклетки, зовётся Волчонком. А тот, на котором ошейник, – Щенок.

– И правда легко, – рассмеялся Тарким. –Собака и должна быть в ошейнике. А волк – сидеть в клетке!

Двое подростков явно не разумели саккаремского языка, но,естественно, понимали, что речь шла о них. Каттай видел: Волчонок так вцепилсяв прочные деревянные прутья, что побелели суставы, светло-карие глаза горелиогнём. Щенок, напротив, сидел совсем неподвижно, обхватив костлявые коленкируками и полузакрыв глаза. «Что толку метаться, – как бы говорил весь еговид, – если всё равно ничего поделать нельзя?.. Лучше я подожду, поканастанет мой день…»

Истину рёк тот, кто первым подметил мастерство халисунскихлекарей. Мазь из горшочка под крышкой с красной полоской вправду оказаласьпочти чудодейственной. Весь день Каттай осторожно ощупывал свои ступни и подвечер обнаружил, что волдыри перестали причинять боль. К тому времени древнийлес остался далеко позади, превратившись в подобие тучи, синевшей у горизонта.Теперь дорога шла по заросшей густым кустарником пустоши; ровная прежде землявсё более вспучивалась холмами. С самых высоких вершин уже были видны впередибелые вершины, словно парившие в безоблачном небе. Каттай смотрел на нихзаворожённо. Он знал от людей, что наверху будет холодно. Гораздо холоднее, чемв стольном городе Гарната-кат в самую ненастную зимнюю ночь. Что ж, у Каттаябыла с собой связанная мамой тёплая безрукавка. И хорошее шерстяное одеяло…

Седоусый возчик-сегван, правивший лошадьми, пустил его ксебе на скамеечку.

– Видишь тот куст? – спросил он, и кнут в егоруках щёлкнул, небрежно снимая муху с крупа одного из коней. – Небосьдумаешь, это обычное держидерево или ракита? Присмотрись как следует к еголистьям, малец. Этот кустик – самый настоящий дуб, вот как!

– Дуб?..

– Да. Это оттого, что здесь сухо и холодно и всё времядуют сильные ветры.

Каттай сказал:

– В городе, где я вырос, есть умельцы, которыевыращивают карликовые деревца. Эти мастера обладают особым искусством, идеревца очень дорого стоят. – Подумал и добавил: – Больше стоят, чем я.

Возница расхохотался:

– А на острове, где вырос я, самые высокие деревьядоставали мне лишь до колена, а большинство было ещё меньше. Вот так проживёшьжизнь и потом только поймёшь, как надо было обогащаться!..

Погода стояла в самом деле нежаркая, и Каттай поймал себя натом, что прячется от ветра за свисающим пологом. Потом он заметил небольшуюпещерку, словно выгрызенную кем-то в песчаном склоне холма. Сердце сразузаколотилось: вот они, знаменитые каменоломни!.. Он отважился спросить:

– Это уже рудники?..

На сей раз возчик не стал смеяться над его наивностью, лишьпокачал головой:

– Когда мы к ним подъедем, малыш, ты их сразу узнаешь.

Перед самым заходом солнца Тарким вывел караван к берегуречушки и велел останавливаться на ночлег. Каттай натянул сапожки и попробовалосторожно пройтись, и у него получилось. Он помог Харгеллу таскать воду длякостра и собрал в кустах сухих веток на растопку. «Всегда будь полезен своемугосподину, – говорила мать. – Не сиди без дела, это грешно!»

Несколько раз он проходил мимо клетки с мальчишками из«дикого племени, рекомого веннами». Каттаю хотелось заговорить с ними, но он неотваживался. Да и как с ними заговоришь?.. Чего доброго, ещё зарычат или залаютв ответ. Сами они большей частью сидели тихо, лишь изредка перебрасываясьсловом-другим. Каттай внимательно и с любопытством вслушивался в их речь. Инашёл, что она в самом деле была ни на что не похожа. А уж он в родномГарната-кате каких только купцов не видал!..

В конце концов столковаться с новоприобретёнными сумел некто иной, как Харгелл. И, если подумать, ничего удивительного в том не было.Надсмотрщику приходится иметь дело с рабами из самых разных народов, и грош емуцена, если он не сумеет объяснить каждому, что от него требуется!

Когда начали раздавать кашу, Харгелл подошёл к клетке и сталобращаться к мальчишкам поочерёдно на всех наречиях, которые знал, начиная сосвоего родного нарлакского. И скоро пришёл к выводу, что народ веннов обиталдействительно где-то далеко и притом в отчаянном захолустье, там, где не имелипонятия о языках великих торговых держав. Харгелл был уже готов махнуть на своюзатею рукой, потом вспомнил, что продавшие рабов вроде бы упоминали северныекрая, и решил наудачу испытать сегванскую речь. Хотя на сегванов – чтобереговых, что островных – юные невольники были похожи меньше всего…

И вот тут ему неожиданно повезло. При первых же словах налице напряжённо слушавшего Волчонка отразилось искреннее облегчение.

– Я понимаю тебя, – сказал он Харгеллу. Выговорбыл довольно неуклюжим (как, впрочем, и у самого надсмотрщика), но вполнечленораздельным.

– Ты забыл добавить «господин», – наставительнопоправил Харгелл. Жизнь научила его: в таких вещах раба следовало вразумлятьбез промедления. И без поблажек.

– Я… недавно, – медленно ответил Волчонок. –Я ещё не привык…

– Господин!

– Г-господин…

В руках у Харгелла была длинная палка, необходимая в егоремесле. А может, просто урок оказался не первым.

Довольный надсмотрщик посмотрел на Щенка и обратил внимание,что тот, оказывается, впервые утратил невозмутимость: сидел напрягшись всемтелом, и глаза у него были весьма нехорошие. Харгелл даже подумал, что пареньбыл странно похож на своего четвероногого тёзку… на взъерошенного пёсьегодетёныша, из которого обещает вырасти ого-го какой Пёс. С во-о-от такимизубами… Харгеллу это не понравилось. Строптивые юнцы, если сразу не выбить изних дурь, очень скоро превращаются в опасных рабов. Не успеешь оглянуться, какщенячью шёрстку заменит щетина свирепого кобеля… «Впрочем, – сказал онсебе, – мне-то что за печаль? Всё равно скоро его продавать…»

– А этот, – спросил он Волчонка, – тожепонимает меня?

– Да… господин. Он умеет говорить по-сегвански.

– Тогда почему он ведёт себя так, словно Боги забылинаделить его речью?

– Он не любит сегванов…

– Не слышу!

Волчонок спохватился:

– Он не любит сегванов, господин. У них было немирье, ион поклялся о мести.

– А почему ты сидишь просто так, а он – на цепи? Из-запобегов небось? Говорят, он даже кровь кому-то пустил?

Волчонок оглянулся на своего товарища. Надо было отвечать, ион проговорил неохотно, словно совершая вынужденное предательство: