Белая змея - Танит Ли Страница 5

Невзирая на это, он поцеловал ее у дверей и протянул ей элисаарский дрэк из сплава золота и меди — такие высоко ценились в городах Иски.

— Я не пытаюсь заплатить тебе, — уговаривал он. — Возьми. Может быть, твоя богиня и дальше будет оберегать тебя.

Тьиво опустила глаза.

Когда Йеннеф вышел, собаки, толкаясь, вырвались наружу и понеслись по пастбищу. Тьма, которая, пока он лежал в бреду, внимательно наблюдала за ним, вылизывая из шерсти его кровь, ткнулась носом ему в руку, прощаясь на свой собачий лад.

Он обернулся только один раз. Девушки не было видно. Она знала, чего хочет, попросила об этом и получила. Подобно белым людям Равнин, она решилась заглянуть в пустоту, лежащую за гранью вседневной жизни.

Когда Орбин вошел в комнату, Тьиво — одетая, обутая, в переднике и с кольцами в волосах — стояла у каменной плиты, готовя жидкую кашку для старухи.

Его голова и живот сильно болели после вчерашней попойки, так что он лишь к полудню обнаружил исчезновение чужестранца. Убедившись в справедливости своих подозрений, Орбин решительно пошел в дом, горя желанием наказать эту тупую неряху, которую взял в жены брат. Он бил ее по голове, пока та не упала, что, как всегда, произошло довольно быстро. Молодая женщина лежала, а он поливал ее бранью. Наконец она с трудом поднялась и молча вернулась к своим делам.

Орн всегда плакал, когда Орбин бил Тьиво, а старуха вопила и дрожала. Когда Орбин ушел посмотреть, не оставил ли ланнец в загоне чего-нибудь ценного, Тьиво успокоила мать и сына.

В голове у нее звенело. Но она умела встать так, чтобы уклониться от большей части побоев, и всегда падала до того, как получит слишком сильные повреждения. Орбин не заподозрил ее в соучастии, просто счел растяпой. Да и вообще в случае любой неприятности он отыгрывался на Тьиво. Когда капуста портится, она ведь тоже вырезает сгнившую часть.

Тьиво почти не вспоминала о Йеннефе, таскаясь туда-сюда по дому и двору. Лишь вечером, когда свет начал меркнуть и холодное дыхание снегов окутало ферму, она представила, как он покупает в Ли храмовых собак и сани.

Весь день по ее телу, все еще распаленному, бежало вино его страсти. Только это он и оставил ей — мужское богатство, которого никто никогда не считает. Когда его семя покинет ее тело, не останется вообще ничего.

Храм Ках, стоящий на высоком холме, нависал над деревней. Большая оттепель и следующие за ней дожди каждый год превращали Ли в грязное болото. Жилища, построенные прямо на земле, разрушались и обваливались. Дорога становилась бурым месивом, в котором вязли ноги и колеса. Повсюду валялись утонувшие крысы и камни для восстановления домов. Однако храм на центральном холме покоился на облицованной камнем террасе, и его ящики для приношений даже в промозглые дождливые дни источали запах пряностей и крови.

Ках создала мир. Кто говорил иное — ошибался. Вера не была предметом обсуждений, она просто была. Будучи женщиной, Ках совершила огромное множество ошибок и в конце концов позвала богов-мужчин, своих любовников, править в ее владениях. Еще она научила женщин их основному назначению — вынашивать в животах новых людей. Всем известно, что Ках благоволит делам, связанным с продолжением рода, и поэтому отдает предпочтение мужской сущности. Почитаемая по всей Иске, а в землях Корла именуемая Коррах, она поддерживала главенство мужчин и никогда не допустила бы власти женщин, которую, упаси небеса, могла занести сюда змеиная богиня светлых народов.

Каждый год в Большую оттепель Орбин отправлялся в Ли, чтобы в храме принести жертву Ках. Иногда он брал с собой Орна, еще реже — Тьиво, оставляя старуху под охраной свирепых собак. Орбин не пользовался повозкой — встав до рассвета, они шли в Ли пешком по грязным горным тропам. Теперь, когда снег сошел, дорога занимала всего три или четыре часа, и они успевали вернуться до темноты. Путь считался вполне безопасным. Разбойники редко забирались так далеко на север, ибо у здешних жителей было почти нечего отнять, хищные же звери с наступлением поры дождей отправлялись на равнину.

Тем не менее в эту оттепель Орбин решил вооружиться и полез под тюфяк за ножом чужака с востока. Возможно, он просто хотел покрасоваться в Ли со стальным клинком на поясе. Однако нож исчез, и Орбин, потратив некоторое время на поиски, пришел к выводу, что ланнец каким-то образом выкрал свое оружие.

Судя по всему, Тьиво не очень-то желала идти в Ли, поэтому Орбин приказал ей отправиться вместе с ним, а полного надежд Орна оставил сторожить дом. Печальный Орн угрюмо смотрел, как они уходят в мокрое темное утро.

Тьиво шла строго в положенных восьми или десяти шагах позади Орбина, неся за спиной их припасы. Орбин шагал впереди. Солнце встало. Горные тропы в эту пору были раскисшими, скользкими от воды, но самая страшная опасность подстерегала того, кто остановится передохнуть. Растаявшие глыбы льда срывались на тропу, бегущую меж причудливыми вершинами. Галька летела из-под ног, проносясь по склону более шестидесяти футов, пока не останавливалась на каком-нибудь выступе внизу. Через час такой дороги путники стали спускаться, их обступили холмистые склоны. Вскоре снова начался дождь, но никто не обратил на него внимания. Такова была здешняя жизнь.

Облачения жрецов Ках были самыми яркими вещами, которые когда-либо видели в Ли: разноцветные, коричнево-красные и охристо-желтые, украшенные отшлифованными латунными дисками, костяными ромбами и бусинами из молочной смолы. Одеяние Верховного жреца было отделано еще и перьями, а во время обрядов в храме он надевал маску в виде птичьей головы. Но женщинам не разрешалось присутствовать при совершении обрядов. Исключение составляли только храмовые шлюхи, которые принимали в них участие.

Орбин купил свинью из храмового загона и пошел внутрь посмотреть, как ей перережут горло на алтаре. Иногда, после длительного воздержания зимних месяцев, Орбин мог зайти к одной из святых девиц. Наблюдая за его поведением, когда они шли мимо окон, где две или три из них, как обычно, сидели на виду, Тьиво поняла, что на этот раз так и будет. Пока вершилось жертвоприношение, она смирно стояла среди коротких колонн. Она не видела особой разницы между этим обрядом и забоем свиней в конце осени, тем более что мясник, который приходил к ним на ферму, обучался в храме.

Когда свинья умерла и ее кровь обильно пролилась, Орбин что-то сказал жрецам, после чего они вместе ушли в тень за алтарем. Теперь Тьиво могла приблизиться к богине.

В помещении витал резкий запах крови, но в храме он не отталкивал Тьиво, ибо являлся неизъяснимым символом как жизни, так и смерти. Она остановилась в трех шагах от алтаря, так что ее башмаки испачкались в крови, перелившейся через край стока. Тушу забрали, чтобы разрезать на куски. Из кровавой лужи на полу в глаза Тьиво и в ее сердце глядела Ках.

Женщины не могли приносить богине дары или жертвовать животных. Они не владели имуществом, а попытка принести что-нибудь тайком расценивалась их мужчинами как воровство. Лишь одним женщина могла заслужить благоволение Ках — выносить ребенка. Так совершали приношение женщины.