Дающий - Лоис Лоури Страница 5

— Да. Три года, — жестко сказала Мать. — За три года — три раза рожать. А потом — все. Потом всю свою взрослую жизнь — они обычные Рабочие, пока не пора будет отправляться в Дом Старых. Ты этого хочешь, Лили? Три праздных года, а потом тяжелая физическая работа до самой старости?

— Пожалуй, нет, — неохотно признала Лили.

Отец перевернул ребенка на живот, положил в корзинку и начал похлопывать по спине.

— В любом случае, Лили-Били, — ласково сказал он, — Роженицам не дают новорожденных. Если тебе так нравятся малыши, мечтай лучше о Назначении Воспитателем.

— В Восемь, когда у тебя появятся часы добровольной работы, ты сможешь часть из них проводить в Воспитательном Центре, — предложила Мать.

— Да, наверное, я так и сделаю, — сказала Лили. Она наклонилась над корзинкой. — Как ты сказал его зовут? Гэбриэл? Привет, Гэбриэл, — пропела Лили.

Она хихикнула.

— Ой! Кажется, он спит. Постараюсь вести себя потише, — добавила Лили шепотом.

Да уж, было бы неплохо, подумал Джонас, возвращаясь к школьным урокам. Лили никогда не была тихой. Может быть, ей лучше всего подойдет Назначение Диктора — тогда она сможет целый день сидеть у микрофона и делать объявления. Он засмеялся, представив, как его сестра важным, как у всех Дикторов, голосом сообщает что-нибудь вроде: «ВНИМАНИЕ. НАПОМИНАНИЕ ДЛЯ ГРАЖДАН ЖЕНСКОГО ПОЛА МЛАДШЕ ДЕВЯТИ. ЛЕНТЫ ДЛЯ ВОЛОС ДОЛЖНЫ БЫТЬ ЗАВЯЗАНЫ АККУРАТНО».

Он повернулся к Лили и с удовлетворением отметил, что ее ленты, как всегда, развязаны и болтаются. Скоро такое объявление точно прозвучит. И относиться оно будет именно к Лили, хотя ее имя, конечно, упоминаться не будет. Все и так поймут.

Как поняли и в тот раз, когда прозвучало объявление: «ВНИМАНИЕ. НАПОМИНАНИЕ ДЛЯ ОДИННАДЦАТИЛЕТНИХ МУЖСКОГО ПОЛА. ПРЕДМЕТЫ ИЗ ЗОНЫ ОТДЫХА УНОСИТЬ НЕЛЬЗЯ. ПИЩУ СЛЕДУЕТ ЕСТЬ, А НЕ ПРЯТАТЬ». Это было объявление для Джонаса. В тот день, несколько недель назад, он взял яблоко домой. Никто ему ничего не сказал, даже Родители — публичного объявления было достаточно, чтобы он раскаялся. Он, разумеется, выбросил яблоко и следующим утром, перед уроками, принес извинения Директору Зоны Отдыха.

Джонас до сих пор не мог взять в толк, что же тогда произошло. И смущали его не публичное объявление и не извинения, которые пришлось принести. Это были стандартные меры, и он их заслужил. Нет, удивляло само происшествие. Наверное, ему надо было рассказать о своих переживаниях в тот самый вечер, когда Семейная Ячейка, как и всегда, делилась чувствами. Но тогда он не смог определить, облечь в слова свои ощущения. Он не смог бы объяснить, что же его так смутило, и решил этого просто не делать.

Это произошло во время игры с Эшером в Зоне Отдыха. Джонас взял яблоко из корзинки с едой, и они с Эшером начали бросать его друг другу. В такую игру они играли миллион раз: бросил — поймал, бросил — поймал, и так пока не надоест. Игра простая и даже немного скучная, но Эшеру нравится. К тому же ему это полезно — игра тренирует координацию движений, которая у Эшера не соответствует стандартам.

Но вдруг, следя глазами за летящим яблоком, Джонас заметил, что оно — вот как раз этого он и не мог объяснить словами — оно изменилось. На одно мгновение. Он помнил, что это произошло, когда яблоко было в воздухе. Джонас поймал его и внимательно осмотрел, но это было то же самое яблоко. Никаких изменений — тот же размер, та же идеально круглая форма. Того же неопределенного оттенка, что и его одежда.

Не было в этом яблоке ничего особенного. Он повертел его в руках и бросил обратно Эшеру. И опять — в воздухе, всего на одну секунду — оно изменилось.

И так четыре раза.

Джонас поморгал, огляделся, проверил, все ли в порядке со зрением, взглянув на крошечный идентификационный значок на своей форме. Он прекрасно видел свое имя. Он и Эшера прекрасно видел. И яблоко ловил так же ловко, как обычно.

Джонас был озадачен.

— Эш! Тебе не кажется, что с этим яблоком что-то не так?

— Да! — засмеялся Эшер. — Оно все время выпрыгивает из моих рук прямо на пол! — Эшер только что его опять уронил.

Джонас тоже рассмеялся, пытаясь прогнать тревожную мысль о том, что произошло что-то непонятное.

Вот это яблоко он и взял домой, нарушив правила Зоны Отдыха. Тем вечером, до прихода родителей и Лили, он держал яблоко в руках и внимательно осматривал. Оно было немного помятым, потому что Эшер его ронял. Но ничего необычного в яблоке не было.

Джонас рассматривал его в лупу, подбрасывал и пускал кругами по столу, но яблоко больше не менялось.

Так ничего и не произошло, если не считать объявления, которое тем же вечером раздалось из громкоговорителя. Объявления, которое указало на него, не называя имени, и заставило Родителей многозначительно посмотреть на его стол, где все еще лежало яблоко.

Теперь, сидя за уроками, пока все остальные возились с ребенком, он мотал головой, пытаясь прогнать воспоминания о том, что случилось. Он заставил себя вернуться к заданиям, чтобы успеть что-нибудь до ужина. Гэбриэл начал хныкать, и Отец, терпеливо объясняя Лили, как кормят новорожденных, дал ему бутылку со смесью.

Вечер продолжался, как и все вечера в Семейных Ячейках, в доме, в коммуне: спокойный, медлительный. Время восстановления сил и подготовки к новому дню. От всех прочих вечеров он отличался лишь одним — присутствием Младенца со светлыми, серьезными, знающими глазами.

Джонас медленно ехал по коммуне, ища глазами велосипед Эшера. Он редко проводил часы добровольной работы вместе с Эшером, потому что тот все время дурачился, и работать серьезно было совершенно невозможно. Но сейчас, с приближением Двенадцатилетия и окончанием часов добровольной работы, это было уже неважно.

Свобода выбирать, где провести часы добровольной работы, всегда казалась Джонасу невероятной роскошью — ведь весь остальной день был так строго расписан.

Он вспомнил, как ему исполнилось Восемь, — скоро это предстоит и Лили, — и он получил эту свободу выбора. Все Восьмилетние, приступая к первым часам добровольной работы, немного нервничали, хихикали и старались держаться вместе. В первый день они почти всегда оказывались в Зоне Отдыха, привычном для них месте, помогая с младшими. Но мало-помалу, под руководством взрослых, они становились увереннее и начинали выбирать для работы места, которые отвечали их интересам и умениям.

Бенджамин, например, почти все эти четыре года посвятил добровольной работе в Центре Реабилитации, помогая членам коммуны, получившим травмы. Ходили слухи, что он умеет не меньше, чем Руководители Реабилитации, и даже придумал какие-то методы и аппараты для ускорения восстановления. Никто не сомневался, что Бенджамин получит Назначение в этой области и даже сможет пропустить часть обучения.

Джонас восхищался достижениями Бенджамина. Они учились в одной группе и были хорошо знакомы, но, несмотря на это, никогда не обсуждали успехи Бенджамина, такой разговор поставил бы его в неловкое положение. Невозможно было говорить о чьих-то успехах, не нарушив Правила о хвастовстве. Это было второстепенное Правило, примерно такое же, как Правило о грубости, и наказанием за его нарушение был всего лишь легкий выговор. И тем не менее лучше не создавать ситуаций, в которых так легко нарушить Правила.