Тонкости эльфийской генеалогии - Татьяна Патрикова Страница 50

– Я тоже, – выдавил я из себя, поклонился, как меня когда-то учили, и на ватных ногах побрел к двери, вот только взяться за ручку так и не успел.

Он налетел на меня со спины. Обнял, уткнулся лбом в плечо и прошептал.

– Я ненавижу её! Меня бесит… Что ты с ней… Что все так сложно! Я не могу так, понимаешь? – спрашивал он меня с отчаянием в голосе. А я стоял и улыбался в пустоту, и никак не получалось загнать это чувство нереального счастья куда подальше. Ведь мне еще объяснять Алиэлю, что это не измена, что это временная мера, не более того. Что я не люблю Наниссу и никогда не любил, что я…

– Я солгал, – прошептал я и развернулся к нему лицом. Теперь мы стояли друг к другу очень близко – мне приходилось уже привычно запрокидывать голову. Я все еще улыбался. Он был хмур и не понимал, о чем я вообще говорю. – Солгал, что тоже. Я не смогу стать тебе другом, прости.

Он долго соображал. Так долго, что меня так и подмывало рассмеяться, но я пощадил его чувства. И дождался.

– А кем сможешь?

– Это только тебе решать.

И я ушел, но мне грели душу его взгляд, испуганный и от этого казавшийся почти злым, и тонкий запах нежной кожи на его запястье, к которой перед уходом я успел прикоснуться губами, прощаясь, не навсегда, только на эту ночь.

Машмул

Ночь с собственной женой никогда не казалась мне такой короткой. Наверное, в систему мировоззрения светлых мы, темные, действительно не вписываемся, о чем они не устают напоминать нам изо дня в день. Но, с другой стороны, что они хотели, если наша мораль, какой бы вывернутой на изнанку она им не казалась, действительно другая, не такая как их? Не могу утверждать, что она лучше или много хуже, чем та, к которой они привыкли. Просто она другая. Именно она и ряд независимых факторов за века противостояния пролегли между нами той пропастью, которую сейчас нам так трудно преодолеть. О, как загнул! Сам удивляюсь.

А вообще, это я все к тому, что будь я светлым, вряд ли сумел получить от этой ночи такое удовольствие, как получил, будучи темным. Конечно, у меня и в мыслях не было возвращаться к Наниссе. Но в тоже время, нам с ней впервые было хорошо вместе, поэтому и я, и она, после непродолжительного сопротивления с её стороны, предпочли получать удовольствие и не думать о том, что нас ждет завтра. Это тоже наша, темных, отличительная черта. Мы умеем, как никто, жить только сегодняшним днем. В наших подземельях столько скрытых опасностей, которые подстерегают нас с самого раннего возраста буквально на каждом углу, что это умение мы впитываем с младых ногтей. Бери то, что плывет тебе в руки прямо сейчас, и ни о чем не думай. Вот какому нехитрому принципу учит нас жить наша основная среда обитания. Поэтому не стоит удивляться тому, как мы с Наниссой провели эту ночь.

Моя темная леди сопротивлялась, но я был настойчив, и, за что особо горжусь собой, убедителен. Сумел переломить её желание притвориться отстраненной и безразличной. Догадываюсь, за что она пыталась мне так отомстить. Но у нее ничего не вышло. Она задыхалась от удовольствия, а мне было как никогда приятно осознавать, что это я дарю его ей.

Потом мы еще долго лежали в благоприятной для наших глаз темноте, раскаленные добела и медленно остывающие, как волшебный метал в тигле. Она улыбалась. Впервые за все годы по-настоящему, только мне улыбалась. И спрашивала:

– Почему?

– Никогда раньше? – уточнил я, найдя в себе силы перекатиться со спины на бок, к ней лицом. Нанисса все еще лежала на животе, наполовину прикрытая тонким покрывалом. Рука сама потянулась дотронуться до её поясницы. – Ты не подпускала.

– Но ты молчал… Терпел…

– Терпел, – не стал спорить я, потом, ненадолго задумавшись, добавил. – Не видел альтернативы.

– И теперь все равно уйдешь? – тихо спросила она, пряча взгляд в подушке, в которую зарылась лицом, как кошка. Я видел, как так проделывали с ковром котята из нашего класса.

– Я больше не испытываю к тебе ненависти, но, если бы меня об этом спросили еще вчера, я бы сказал, что ненавижу. А сейчас… Мне бы хотелось надеяться, что мы сможем как-то общаться хотя бы ради детей.

Она долго молчала. Потом снова повернула ко мне голову.

– Это будет мальчик. Я решила.

– Ты ведь понимаешь, что сейчас мне уже это не так принципиально. Я просто рассчитывал когда-нибудь забрать его с собой, но теперь…

– Ты останешься в Доме Вик-Холь, – продолжила она за меня. – И все равно, пусть это будет моим тебе подарком. Я поняла, что ты имел в виду, относительно будущих моих мужчин.

– Это хорошо, – задумчиво кивнул я, и сам не понимая, зачем это делаю, провел ладонью по её гибкому стану.

Она неожиданно улыбнулась.

– Ночь еще не закончилась, – сказала моя жена.

И я подумал: почему бы и нет, раз уж этой ночью мы вместе?

А утром, пропустив общеуниверситетский завтрак, мы пошли на светлую половину общежития за нашей дочерью. И оба оказались не готовы к тому, что на мой стук в дверь комнаты Антилии нам откроет Карунд Иль-Янь.

– Привет, – хрипло выдавил из себя мой одноклассник, одетый лишь в штаны и расстегнутую рубашку, но тут он заметил Наниссу и поклонился по всем правилам, – Доброго утра, вам, леди Нанисса.

Она нахмурилась.

– Моя дочь?

– Наша, – поправил я, уже зная, что не получу за это кинжалом по горлу.

– Она с Алым, – просто сказал он, отвечая скорее мне, чем ей. Но, скосив глаза на нахмурившуюся Владычицу, начал оправдываться. Я его понимаю. Гнев любой из Владычиц – не то, что хочется испытать на себе, – Когда я пришел, они вдвоем с ней возились. Но потом юная леди Капишуле изъявила желание уйти вместе с ним. Он и сам был растерян от такого её решения, но Лия сказала, что так будет лучше… Она же видит, – голосом выделив это слово, пробормотал он, не глядя на Наниссу. – Ей видней.

– Где его комната? – строго вопросила Нанисса, на что мне пришлось взять её за руку, чтобы не наделала глупостей.

– Извини, что побеспокоили, – бросил я через плечо Кару.

Я мог понять беспокойство Наниссы. Признаться, я и сам был взволнован. Почему Алый согласился забрать Капишуле к себе? Если бы он был темным, даже вопрос бы не стоял. Нас приучают выполнять все прихоти даже очень маленьких Владычиц. Но он светлый, значит, мог отказаться. Мог просто развернуться и уйти. Почему тогда он не сделал этого? Нанисса, скорей всего, беспокоится о том, что он мог что-то сделать нашей дочери. Но я уверен, что Алый бы не стал падать так низко. Нет. Мотивы его были совсем иными. Он же светлый. И потому, что я темный, я не могу так легко его просчитать, как мне того бы хотелось.

Алиэль открыл нам не сразу. Нанисса занервничала и, как я успел заметить, схватилась за любимый кинжал, который всегда легко прыгал ей прямо в руку, стоило ей только подумать о нём. Я мог её понять, и в то же время не мог позволить пустить в ход оружие. Поэтому ударил по руке. Не сильно, просто предупреждающе. Она гневно зашипела на меня. И еще сутки назад от такого её взгляда, которым она уже знакомо попыталась прошить меня насквозь, по спине пробежал бы неприятный холодок, а в горле пересохло. Но не сейчас.