Королева эльфов. Зловещее пророчество - Бернхард Хеннен Страница 50

— Так пошлите мальчика с ней сразу, — с улыбкой ответил Жюль. — Он наживался на платных половых сношениях Элодии. На обмане короля. Таким образом, он несет на себе часть вины. Кроме того, насколько я слышал, при королевском дворе существует постоянная потребность в красивых мальчиках.

— Не делайте этого! — закричала девушка. — Прошу вас!

Я сделаю все, что скажете, но оставьте моего брата в покое. Он еще ребенок.

Капитан сделал вид, что не услышал мольбы.

— Уберите ее отсюда! — приказал он стражам. — Сначала в темницу. Я еще не решил ее судьбу. Не должна грешница стоять рядом, когда взвешивают ее грехи и определяется приговор.

Элодия вдруг взвилась. В ярости она еще красивее, подумал Жюль. Юная девушка взглянула ему в лицо. Она была почти на голову ниже его, хрупкая, с длинными темными волосами.

Глаза у нее были темные. Цвет в темноте дождливой ночи он разглядеть не мог. В узком лице ее было что-то эльфийское.

— Ты злой человек! — в ярости выдавила из себя она и плюнула ему в лицо.

Капитан крикнул стражам. Элодию утащили прочь, при этом она выкрикивала проклятия.

Казалось, начальник городской стражи вдруг забеспокоился, что выходка девушки может иметь последствия и для него.

— Мне очень жаль, — раздраженно проворчал он.

Жюль отер с лица слюну.

— Не нужно. Она меня не оскорбила. Я знаю, что она в корне не права. Значит, меня это не касается. Я не злой человек.

— Вы сказали, что знаете короля?

— Не лично. Но его двор знаю хорошо.

Капитан не доверял словам Жюля. Он задал пару вопросов, на которые священник с легкостью ответил. Святоша мог понять тревогу капитана. Королевский двор — змеиное гнездо.

Если Кабецан кем-то заинтересуется, то это гораздо скорее означает неудачу, чем что-то действительно хорошее.

Жюль рассказал ему о возрастающем влиянии Церкви Тьюреда при дворе. О том, как Кабецан на глазах у всего Анисканса молился у черного дуба, где был сожжен пронзенный стрелами святой Гийом. Просто дурная шутка, что тот король, который был виноват в смерти Гийома, при всем честном народе признал Церковь Тьюреда. И некоторые священнослужители были настолько заносчивы, что осмеливались утверждать, будто сам Тьюред одарил его за это вечной жизнью.

Капитан хотел, чтобы его уговорили. Его разочарование и озлобление были достаточно велики, чтобы вояка хватался за соломинку, лишь бы убраться отсюда. Он согласился на то, чтобы Элодию и ее брата послали к королевскому двору. Когда они расстались, капитан пребывал буквально в состоянии эйфории и полагал, что златые деньки уже не за горами.

Жюль остался на крыльце, глядя на дом мясника. Своей охотой до молоденьких девушек этот увалень изменил ход истории. А сам стоит за своим рабочим столом, нашпиговывает колбасы сомнительным фаршем и ни о чем не догадывается.

Жюль представил себе, каким рыцарем станет Адриен. Героем. Основателем военного ордена, который вскоре будет правой рукой Церкви Тьюреда. Его жизнь должна быть безупречной. Для такой девушки, как Элодия, в ней нет места!

Шлюка — всего лишь камень на его пути. Камень, который нужно убрать.

Он поклонился обшарпанному дому и про себя поблагодарил мясника, давшего повод убрать бедняжку. А затем отправился в путь. До рассвета он хотел вернуться в горы, а ближайшая звезда альвов находилась в нескольких милях от города.

Шагая под дождем, он мысленно возвращался к тому дню, когда умер Гийом. Тогда его внезапно охватил гнев. Сын умер слишком рано. Жюль надеялся, что эльфы не убьют его, а отведут в Альвенмарк. Или открыто восстанут против Эмерелль. Он только и хотел, что навредить Альвенмарку. И этот ребенок, наполовину эльф, наполовину его крови, идеально подходил для такой миссии. Но воины Кабецана все испортили. И он проклял короля. Кабецан тогда был уже стар, поэтому и хотел заполучить Гийома ко двору. Он был высокомерным глупцом, превращавшим любую мелкую подагру в огромную трагедию. Комариный укус становился фурункулом, а фурункул — чумным бубоном.

Проклятие Жюля гласило, что Кабецан не умрет от болезни. И что каждый день своей жалкой жизни будет болеть.

Серьезно болеть. У короля не осталось зубов. Пальцы на ногах сгнили. Подагра превратила пальцы на руках в негнущиеся когти. На коже Кабецана бушевала сыпь, особенно в тех местах, где сам он не мог почесаться. Другой давно уже умер бы, но король переживал любой недуг. Пожалуй, он был единственным человеком, уже трижды заболевшим чумой и поправившимся после этого.

Если Жюль не ошибался, то Кабецану было уже, пожалуй, лет девяносто. Король похоронил обоих своих сыновей и даже первых внуков. Здоровых, сильных мужчин. Трое его правнуков уже достигли того возраста, когда можно было бы покуситься на корону. Двоих из них король велел казнить. А третьего изгнал на крохотный полуостров Валлонкур, где он должен был зачать потомков, в остальном же в дела государственные не вмешиваться.

Необычайное долгожительство короля вызывало различные пересуды в народе. Язычники совершенно справедливо полагали, что он проклят. Впрочем, они думали, что Кабецан оскорбил древних богов. Может быть, потому, что послал своих людей в Каменный Лес, или потому, что был слишком приветлив с немытыми фанатиками, которые несли в мир слово Тьюреда и проклинали остальных богов.

А вот священнослужители Тьюреда, среди которых он, Жюль, пользовался немалым авторитетом, толковали неспобность Кабецана умереть совершенно иначе. Они полагали, что их бог дал Кабецану такую долгую жизнь, чтобы он принял учение их Церкви. И только тогда милосердная смерть снизойдет к повелителю и освободит от страданий.

Кабецан не выбрал ни один из этих лагерей. Он уже давно перестал наслаждаться жизнью, но тем упорнее цеплялся за нее. Никто при дворе не был защищен от безумных страхов короля. Повсюду мерещились ему заговорщики, которые собирались его убить и отнять трон. Его лейб-гвардия, бычьеголовые, как называли их из-за гербов на щитах, были настоящими палачами! Они выполняли любой приказ, не задумываясь над вопросами морали. Отравления, интриги внучек Кабецана, а также борьба за власть среди бычьеголовых и высших чиновников королевства создавали при дворе такую атмосферу, в которой каждый был против каждого и жизнь не стоила ломаного гроша. Если Элодию отведут туда, конец ее наверняка будет ужасен. И ее младшего брата тоже, поскольку Жюль, конечно же, знал, зачем во дворец приводят так много маленьких мальчиков, которые потом бесследно исчезают.

— Иди к нам, Фальрах!

Против этого голоса было невозможно устоять. Словно яд, пронизывал он эльфа. Ощущение падения прекратилось.

Веки снова повиновались ему. Он зажмурился, чтобы закрыться от вида мертвецов. Не помогло. Даже с закрытыми глазами он продолжал видеть все. Он видел, как бы абсурдно это ни звучало.