Колдунья-беглянка - Александр Бушков Страница 50

– Коли уж мы трудимся в самом сердечном согласии,следует каждому держать свою долю при себе на случай непредвиденного. Знаешь…Ольга мне отчего-то нравится больше, чем Полина.

– И что говорят? – спросила Ольга, успокоившись.

– Интрига раскрутилась не на шутку, – фыркнулАнатоль. – Твоя названая сестричка, княжна Вязинская, буквально рвет имечет. Устроила камергеру грандиозную сцену, уверяя, что это какая-то ошибка иее покойный батюшка ни за что не стал бы составлять подобных купчих, вообще нестал бы держать тебя в крепостном состоянии… – он глянул на Ольгу в некоеммучительном раздумье. – Вообще-то мне представляется, что княжна права,покойный никак не походил на человека, способного выкидывать такие вот штуки,хладнокровнейшим образом продавать не простую девку, а свою воспитанницу.Общество в недоумении. Камергер, делая хорошую мину при плохой игре, твердит,что он готов во всем разобраться… но ты, понимаешь ли, от него сбежала врасстройстве чувств, и он не знает, где ты сейчас пребываешь… – Анатольопустил глаза. – Вот только должен тебе сказать, что получившаяся огласкане особенно твое положение облегчает. Предположим, ты объявишься у княжны.Предположим, на выручку от продажи пары камушков мы наймем лучших юридическикрючков Петербурга. Все равно, дело затянется, и насколько долго, предсказатьневозможно. Если камергер предпримет свои ответные шаги, все может затянутьсяна годы… а пока ты, с точки зрения закона, не более чем его собственность…Будешь находиться если не в его доме, то непременно под надзором полиции, как…спорное имущество. Прости, но реалии суровы…

– Я понимаю, – сказала Ольга устало. – Всеименно так и обстоит…

Анатоль был совершенно прав – она давным-давно вышла извозраста детской наивности и имела некоторое представление о громоздкойбюрократической машине империи. И, мало того… Предположим, уже завтра всеразъяснится и ее признают свободным человеком. Что тогда? Да все то же самое:обитать в приживалках у Татьяны, пользоваться ее милостями… Татьяна, конечно,позаботится, чтобы она не знала нужды… но разве это можно будет назватьполноценной жизнью? Положительно, пора уходить в большой мир, пускаться всамостоятельное плаванье. Как это бывает у собак – а уж с собаками она общаласьс тех пор, как себя помнит. Достигнув определенного возраста, выросши, щенокпросто-напросто обязан вести жизнь самостоятельную, оставив родителей, которыеочень скоро и узнавать его перестанут. С людьми в ее положении обстоит, вобщем, примерно так же… У сироты два пути: либо сидеть на шее у доброгоблагодетеля, либо уходить в большой мир… а разве у нее второе получается плохо?

– От всей этой истории определенно попахивает, –сказал Анатоль сочувственно. – Никак не похоже, чтобы покойный генералтакое сделал, это какая-то интрига…

Ольга сердито бросила:

– Я совершенно уверена, что купчая подделана… толькодоказать это нельзя. Никому я ничего не докажу, а если попытаюсь, затянетсянадолго…

– Вот и я говорю, – сказал Анатоль мягко. –Мы уедем в Европу. Фальшивый заграничный паспорт для тебя, в конце концов – нестоль уж труднодобываемая вещь. А уж в Европе… Если хочешь, можешь даже статьграфиней. Я не шучу. В Вене обитает один примечательный субъект, напрочьразорившийся граф из очень старого рода. В поисках средств к существованию ондавненько уже открыл оригинальный источник дохода: пользуясь недочетами ипрорехами в законах Австрийской империи, официальнейшим образом удочеряет… либоусыновляет нуждающихся в титуле людей. Насколько мне известно, он наплодил ужене менее трех дюжин натуральнейших графов и графинь. Разумеется, за оченьприличное вознаграждение. А когда ты станешь австрийской графиней, крайнетрудно будет тебя связать с беглой крепостной девкой камергера Вязинского… А ужв Европе, чует мое сердце, мы с тобой сможем многого добиться…

Ольга молчала, вертя в пальцах круглый бокал на высокойтонюсенькой ножке.

– Что ты об этом думаешь?

– А что я могу думать? – пожала онаплечами. – Мне ничего более и не остается…

Она встала и отошла к окну, за которым уже сгущалисьсыроватые сумерки. Горечи не было, скорее уж некоторое возбуждение в ожиданиижизненных перемен. В прежней жизни не оставалось ничего, о чем стоило бысожалеть – разве что следовало, навестив свой домик на Васильевском ссоблюдением всех предосторожностей, забрать оттуда загадочный медальон,единственное звено, связывающее ее с таинственными родителями. Ну что ж, значит– Европа. Лишившись колдовского дара, не особенно и поборешься с камергером иего шайкой, так что Анатоль кругом прав, нужно побыстрее покинуть Петербург…

За ее спиной раздались неспешные шаги – слишком неспешные,чтобы быть спокойными, и Ольга легонько улыбнулась в темноту: как всякаяженщина, она могла предугадать события с превеликой точностью. Вот и сейчаспрекрасно знала, что вскоре произойдет.

Самое главное – она не имела ничего против.

Когда ладони Анатоля легли на ее плечи, Ольга непошевелилась, лишь спросила тихо:

– И это весь долгий срок, на который тебя хватило,чтобы сдерживаться?

– Знаешь, у тебя в голосе сейчас есть что-то, чтопридает уверенности…

– У меня печаль в голосе, – сказала она,улыбаясь. – Я – одинокое, беззащитное, слабое создание, совершеннопотерянное в этом жестоком мире…

– Вот уж нет, – сказал он хрипло, все увереннееобнимая Ольгу и прижимая к себе. – Я не знаю, что в тебе кроется, что тытакое, но ты настолько не похожа на других… У меня голова кругом идет…

– И ты, разумеется, говорил это всем, кого собиралсяочаровать…

– Ничего подобного, я… Оленька…

– Да верю, верю, – сказала она, оборачиваясь кнему лицом. – И ничего не имею против…

Поначалу он действовал осторожно, скованно, словно опасаясьее испугать страстным напором – но, вскоре уловив, что на его поцелуи и ласкиотвечают с достаточной опытностью, стал и смелее, и предприимчивее. Пока онрасстегивал на ней рубашку, Ольга не отрывалась от его губ и, ощутивнетерпеливые ладони на своей груди, подумала мельком, что жизнь все же как-тоналаживается…

Пробуждение выдалось самое безмятежное – Ольга пребывала,как сразу вспомнила, открыв глаза, в безопасном месте, и жизнь пока чтоскладывалась, и крыша над головой имелась, и не было нужды пробавляться сухойкорочкой с родниковой водой, и преследователей не наблюдалось поблизости, ирядом сонно посапывал не только человек, на коего можно полагаться, но инеплохой любовник, не обманувший ее ожиданий…

Вышепомянутый индивидуум вскинулся вдруг с придушеннымвоплем, хватая воздух руками, сел в постели, озираясь, не сразу вернувшись вреальность. Увидев Ольгу, блаженно обмяк, опустился на подушки и уставился впотолок с видом полного довольства жизнью. Идиллия, а? Словно в пасторальномромане аббата Бенуа о счастливых пейзанах…