Талисман власти - Владимир Перемолотов Страница 50

— Где они? Не вижу ничего. Остроголовые?

— Да, — откликнулся Избор, глядя как всадников у них за спиной становится все больше и больше. Они выскакивали из реки и, нахлестывая лошадей, бросались в погоню.

— Где же?

— Надеюсь, что далеко… Но чувствую, что уже летят сюда гады… Летят!

Их преследователям ни занимать было, ни упорства, ни смелости. После того, что Гаврила сделал с мостом, они могли бы спокойно вернуться, и рассказать о страшном колдуне, что в одно мгновение разрушил мост и едва не повернул реку вспять, но они неслись следом за ними как свора собак за зайцами. То ли они видели, что их больше, то ли их страх перед князем был сильнее страха смерти, но они не отставали и потихоньку расстояние между ними сокращалось. Гаврила, в очередной раз оглянувшись, крикнул Избору.

— Пришпоривай!

Воевода скакал последним. Запасная лошадь скакала не налегке — на нее нагрузили все мешки, что второпях бегства побросали странники и она, словно якорь, не давала ему разогнаться.

— Брось ее! — крикнул хазарин.

— Еще чего, — отозвался воевода. — Что я им родственник такие подарки делать?

— Догонят — все отберут…

— Пусть попробуют!

Гаврила покачал головой и придержал коня.

Копыта четырех коней дробно ударяли по сухой земле, но вскоре к этим звукам прибавились голоса погони.

— Брось мешки… Раз голоса долетели, значит, и стрела долетит, — вновь проорал Гаврила. — Бросай! Все равно не наше…

— То-то и оно! — откликнулся Исин, вполне понимавший своего воеводу. — Мало ли чего там в мешках понапиханно… Волхвы ведь…

Избор не ответил, но когда через несколько минут к крикам погони прибавился стук копыт, подтянул коня поближе и не отпуская поводьев, стал другой рукой рыться в ближнем мешке. Воевода действовал рассудительно. Он сперва щупал то, за что хватался и только потом, когда понимал, что ухватил зряшную вещь, вытаскивал ее и бросал. Он действовал споро, и уже через несколько минут позади них лежало на земле или плыло по воздуху какое-то тряпье, пучки сухой травы. С мешком, в котором странники держали еду, он разобрался еще быстрее, мельком помянув старцев за жадность — всю прошлую ночь они за обе щеки ухомякивали их еду, хотя у них самих в мешке чего только не было. Именно поэтому Избор расстался с этим мешком с каким-то мстительным удовольствием. Он попросту распорол боковину мешка и смотрел, как на дорогу вываливаются ковриги хлеба и куски мяса в чистых холщовых тряпицах, и что-то еще. Лошадь сразу пошла живее.

— Остальное бросай! — прокричал Гаврила. На лошади остался еще один вьюк. Размера он был не большого, но Избор так же обстоятельно открыл его, что бы выяснить, с чем же ему предстоит расстаться. В этом мешке оказались совсем уж никчемушные вещи. Он даже посмотрел, не ошиблись ли его пальцы, когда нащупали выщербленную временем деревянную посудину. Избор не поленился поднести ее к глазам и удивился стариковской жадности, что честно охраняла такую ветхость. Плошка оказалась не только старой. Она была древней и сухой, словно кости пращуров. Где ее им дали, и какой жадиной долен был оказаться тот, кто берег ее до сих пор, но не пожалел ее для странников он даже не задумался, а просто отбросил ее назад и тут же стал нашаривать что-нибудь еще.

Увидев как освободившаяся от груза лошадь прибавила в беге, преследователи заорали, но их крики утонули в грохоте. Земля задрожала, и Избор оглянувшись, увидел, как земля у него за спиной вспухает и расходится узкими трещинами. Пока он высматривал всадников позади себя, одна из них скользнула рядом, ушла вперед и проскочила между ног сотниковского коня. Конь, ощутив под брюхом пустоту, заржал. Несколько мгновений они двигались наперегонки — трещина и конь. Одна половина скакала по одну сторону трещины, а другая — по другую. Так продолжалось несколько секунд, но в какой-то момент конь, почуяв, что уступает трещине в скорости, дико заржал и скакнул в сторону.

А земля позади них продолжала дрожать и лопаться, рождая из себя что-то невообразимо большое. На глазах Избора из разверзшийся земли выперло небольшой холм с заостренной верхушкой. Не отрывая глаз от ужаса, что творился позади него, воевода непрерывно шпорил коня, стараясь уйти подальше, а холм все рос и рос, словно из земли поднимался огромный воин в остроголовом шлеме.

Сотника догнал и ударил в спину порыв горячего ветра. Он пах гарью, перемолотым в пыль камнем и чем-то еще, чем пахли самые темные глубины земли.

— А-а-а-а! — тонко заорал хазарин, спиной ощущая, что позади него бушует сила — не чета Гаврилову кулаку..

— Вперед! — заорал Масленников, упиваясь ощущением ужаса. Ветер, что с неистовой силой бил в лицо и уносил запах пота, заставляя его оставаться человеком. Он в своей жизни повидал всякое, но ощущение того, что в десятке шагов за спиной рождается гора, испугало бы кого угодно. Оглянувшись, богатырь увидел, как земля там вздымается вверх острым краем, загораживая окоем. Она разделила преследователей и преследуемых словно ножом, что из-под земли высунулся нож и попытался для чего-то отрезать от Руси часть ее земли.

Клич Гаврилы остался без ответа. Никого понукать не приходилось. Лошади — и те понимали, что промедление смерти подобно. Избор нагнал хазарина. Тот обернулся на ржание лошадей. Явно хотел сказать что-то бодрое, но Избор едва обернулся, увидел, как хазарские глаза начали вылезать из орбит. Грохот позади них стал злым и громким, и мимо прокатилась каменная глыба величиной с городские ворота. На их глазах резвый камень, презрев сотника и воеводу, покатился следом за вырвавшимся вперед Гаврилой. У глыбы сил оказалось побольше, чем у Гаврилова коня. Быстро и напористо она догоняла богатыря даже не глядевшего назад.

— Гаврила! — завизжал Исин. — Гаврила!

Крик, пронзив воздух, догнал Гаврилу. Масленников обернулся. Глыба, переваливавшаяся с боку на бок, догоняла его, но богатырь не свернул в сторону. Он вскинул руку и ударил по кулаку. Глыба, уже вставшая позади него на дыбы, словно взбешенный медведь испуганно вильнула вбок и скатилась в трещину.

Они остановились только тогда, когда землю перестало трясти. Уставшие не меньше лошадей богатыри развернулись и смотрели, как позади них застывает в природной неподвижности скалистая гряда. Горы в ней были как на подбор — молодые, острые как волчьи клыки или копейные наконечники.

— Что это было? — спросил Гаврила.

— Что было, то и осталось — ответил хазарин, облизывая сухие губы. — Кто хочет — пусть рукой пощупает.

— По-другому спрошу, — спросил тогда Гаврила. — Это мы их или они нас?

— Чудной ты, — всплеснул руками хазарин. — Ты жив?

— Живой…

— Вот. Живой. А их и не видно… Значит наша взяла. Значит это мы их.

Хазарин не мог удержаться. Слова из него сыпались, словно горох из рваного мешка, а со словами выходил страх.