Игры чародея - Дмитрий Браславский Страница 50

* * *

Когда пожар был потушен, уже светало. Наскоро смыв копоть и кровь, все завалились спать, понадеявшись, что Темес и заклятия Мист оградят их от непрошеных гостей.

Хельг с Макобером проснулись первыми. И пока страж умасливал хозяина постоялого двора, втолковывая ему, что, продав семь лошадей, тот купит себе шатер не хуже прежнего, Макобер тихонько проскользнул в конюшню.

Обед получился печальным: каждый думал о своем, и мысли эти были по большей части невеселыми. Бдительность Мист и Хагни спасла их в «Верном дельфине». Находчивость Макобера — в «Свином боке». Но напади на них кто ближе к утру, у талиссы не было бы сил драться всерьез.

Их было всего семеро. А Снисходительных, не говоря уже о людях из лангера Орробы, — куда больше.

Глядя на грустные лица друзей, Торрер едва не вздрогнул: а ведь они стареют. Люди говорят «взрослеют».

Перестают быть беспечными. С болью, хрустом, кровью — точно отдирая от раны повязку. Часто не осознавая этого. Но даже у Макобера в глазах все чаще проглядывает задумчивая настороженность.

Мак почти ничего не рассказал о последней ночи в Трумарите. Но эльф видел, что встреча с профессиональным убийцей не прошла для мессарийца даром.

У нас проще, подумал он. Мы с детства знаем, что слабы. Эккиль, Парящие, родители — мы в их власти. Изначально. Мы приходим в этот мир слабыми и уходим, зная, что многое нам не дано изменить. Мудрость в том, чтобы уметь рассчитывать свои силы.

Люди же верят: мир только и ждет, чтобы они его покорили. И некоторым это удается — вот что удивительно!

Они смеются над эльфами, считая их слишком медлительными и нерешительными.

«Для эльфа повторяют трижды».

Эльфы и в самом деле не спешат. Не спешат взять в руки меч — только человечий ребенок уже в пять лет размахивает деревянной палкой, воображая себя таким же героем, как и его отец. А эльфы считают, что, прежде чем учиться отнимать жизнь, надо научиться ее дарить. Если у тебя нет детей, можешь быть кем угодно, хоть Парящим, но не имеешь права быть воином.

А ведь сколько лет он уже не видел своего сына…

Люди обожают учиться по книгам. Маги, жрецы проводят часы, дни, годы в хранилищах, как они полагают, древней мудрости. И подтрунивают над эльфами, не спешащими к ним присоединиться.

Эльфов же учит жизнь. Бэх верит в справедливость — и старается всех обратить в свою веру. Мак мало задумывается о том, что скажут про него окружающие, и тоже… учится. Пока — учится, но когда-нибудь и он осознает, что уже вырос и обратно ему не вернуться. А Мэтт… В его душе что-то хрустнуло много лет назад, в те дни, о которых он почти не рассказывает. Но он смог забыть, заставил себя забыть, потому что, если жить одной только памятью, можно сойти с ума. И теперь ему предстоит взрослеть заново, как в первый раз…

— Вот что, господа весельчаки, — наконец нарушил молчание Макобер, — с таким настроением лучше сразу пойти — и сдаться.

— Кому? — не поняла Бэх.

— Да кому угодно! Закопать друг друга на кладбище, а на могилках написать: «Снисходительным — с любовью!» Забуриться в первый попавшийся храм Орробы и поинтересоваться, где тут ее лангер.

— Что мы, по-твоему, прыгать на одной ножке должны? — осадила мессарийца жрица. — По крайней мере троим я бы прописала на сегодня полный покой.

— А можно к ним присоединиться? — робко поинтересовалась Мист.

— Вы — одна из трех, — успокоила чародейку Бэх.

— А остальным? — широко ухмыльнулся Хельг.

— Полное беспокойство от тех самых троих, — съязвил Макобер. — Покой, конечно, дело хорошее. Особенно вечный. Ладно, надумаете послушать, что я тут разузнал, пишите.

— А ты что-то разузнал? — вяло поинтересовался Торрер.

— Надумали? — оживился мессариец. — Ладно, так уж и быть. Первым делом я перебутырил их седельные сумки.

— Мы же еще вчера решили оставить их хозяину! — упрекнул Макобера эльф.

— Э, нет! Мы что обещали оставить? Седельные сумки! Так пусть забирает, жалко, что ли.

— То есть теперь там пусто? — рассмеялась жрица.

— Ну, не совсем, — признал мессариец. — Что я ему, враг, что ли? Но кое-что я действительно оттуда позаимствовал. Например, вот это.

И он протянул Бэх висящую на шнурке печать с оттиснутым на ней листком Ашшарат.

— Любопытно… — Бэх вгляделась в колечко букв на обратной стороне печати. — И надо сказать, красиво…

— Таких печатей там — семь штук, — добавил Макобер.

— Что естественно… И понятно, почему Тигр не насторожился. Знаете, что это? Такие свитки широко продаются в храмах Зеленой Девы. И воспользоваться ими может кто угодно. Если малыш капризничает, не спит, а мамаша валится с ног, она не то что несколько талеров — полжизни отдаст, лишь бы ребенок угомонился.

— Правда? Я не про младенца, конечно, — уточнила Мист. — Неужели жрецы Зеленой Девы торгуют свитками, которые столь просто обратить во вред?

— Во вред что угодно обратить можно. Как раз наоборот: здесь можно быть уверенным, что не нанесешь малышу никакого вреда, сон его будет крепким и приятным. К тому же надо обязательно назвать его имя. А если кому требуется сонное зелье, его у любой травницы можно и подешевле купить.

«Красиво, — мысленно согласился Макобер. — Но почему же тогда проснулся я?!»

— Значит, защититься нам от них не суждено? — проворчал Мэтт.

— Мэтти! — обрадовался Макобер. — Я так и знал, что только разговоры о сне способны поднять тебя из могилы! Думаю, что суждено — когда мы их получше узнаем.

— И каждая новая попытка нас убить будет добавлять знаний в нашу копилку, — стараясь не расхохотаться, поддержала мессарийца Мист.

— Утешает, — буркнул гном. — И подозреваю, это не все, чем Мак хотел нас порадовать.

— Не все, о прозорливейший из гномов! — подтвердил мессариец.

— Не сказал бы, что это комплимент, — не меняя выражения лица, заметил Хагни.

«Я будь не я, если он нас сейчас не расшевелит, — мысленно одобрил мессарийца жрец. — Вот кого с удовольствием увидел бы на своих похоронах!»

— И не говори, — разрешил Хагни Мэтт. — Так что там еще было?

— Там — ничего. Но я прогулялся по пепелищу. Сгорело, надо сказать, на славу. Убийцы по-этренски меня тоже впечатлили: с хрустящей корочкой…

— Макобер! — простонала старушка, рванувшись к выходу из шатра.

— Зря ты это, — осудил мессарийца Торрер.

— Зря, — покаялся тот. — Но не нарочно. Бэх, можно тебя попросить?..

— Можно. — Осуждающе посмотрев на Макобера, Бэх вышла вслед за чародейкой.

— В общем, медальон с летучей мышью я нашел, — сообщил мессариец. — Трогать не стал. Но это он, без сомнений.