Черные руны судьбы - Дмитрий Казаков Страница 50

Дорога была пустынной, лишь изредка попадались телеги и группы всадников.

Из глубин памяти всплыла улыбка дочери лекаря, сердце дернулось, и юноша сбился. Остановился, поправил висевшую на плече суму, и начал молитву снова – нет, он изгонит греховные побуждения, не даст неблагочестивым мыслям одержать верх!

Вспомнил то, что видел в лекарском шатре в день битвы… разорванные животы, заживо гниющие от боевых заклинаний люди, проломленные черепа, лужи крови, и на мгновение забыл слова. Пришлось остановиться, сойти с дороги и, встав на колени, покаяться и очиститься.

Это помогло, но ненадолго.

Семнадцать лет жизни под сенью Вечности дали Эрвину меньше впечатлений, чем последние пятнадцать дней, и впечатления эти оказались не благими, не радостными и даже не приятными. Его душа переполнилась горечью, болью и недоумением, в ней завелись подобные червям сомнения…

Разве в силах ничтожный и грешный человек одолеть их самостоятельно?

Нет, он может лишь надеяться на помощь благого Властителя.

На обед остановился на берегу речушки, бежавшей меж лесистых берегов, а к ночи добрался до озера, что вытянулось вдоль дороги почти на милю. Набрал хворосту, и в небольшой ложбинке у самой воды разжег костер – для тепла и уюта, готовить все равно не собирался.

Едва развязав суму, услышал шаги, и через мгновение из полумрака выступил человек: высокий, но сгорбленный, в простой одежде, и с длинным, толстым посохом.

– Мир тебе, странник, – сказал он, и Эрвину показалось, что глаза незнакомца полыхнули голубым.

Неужели маг? Вечный да защитит того, кто в него верует!

– И вам мир, господин, – проговорил послушник. – Разделите со мной трапезу?

– Конечно, – человек с посохом вступил в круг света от костра, и стало ясно, что это не маг: тот не будет «щеголять» с дырами на коленях, никогда не подпояшется веревкой и не наденет лаптей.

– Тогда присоединяйтесь, во имя Вечного, – Эрвин разложил на чистой тряпице вареные яйца, ломти солонины и хлеба, поставил флягу с водой. – Простите меня, господин, но перед трапезой я должен помолиться.

Поднимаясь, заметил, что тень незнакомца как-то странно движется, но решил, что виной всему пляшущее пламя костра. Вернувшись к пламени, обнаружил рядом со своей снедью большой кусок сыра и две вяленых рыбины.

– Приступим же, – сказал человек с посохом.

Но сам он ничего не съел, все сидел неподвижно, смотрел юноше в лицо, и время от времени морщился. А когда тот покончил с едой, глаза незнакомца вновь замерцали голубым и, наклонившись вперед, он спросил:

– Вижу я, что ты, юноша, ведаешь многое?

– Грех хвастаться познаниями, – ответил Эрвин, пытаясь понять, с кем свела его судьба: на бродячего певца не похож, на нищего тоже, может быть, служитель Сияющего Орла?

– Почему же? – брови незнакомца поднялись. – Знания – это единственное на самом деле, что имеет цену. Вот, смотри, не дивно ли то, что земля сия не имеет формы естественной? Дивно. Но еще более чудно то, что она дает кров мириадам живых существ.

– Что значит, «эта земля»? Неужели их много?

У юноши мелькнула мысль, что Вечный свел его с безумцем – вряд ли находящийся в здравом рассудке будет утверждать подобные нелепости, ведь ясно, что мир сотворен в единственном экземпляре, и других быть не может, и все это подробно описано в Книге Первого Грехопадения.

– Скажи мне, во что ты веруешь? – спросил незнакомец.

Эрвин вроде бы не хотел отвечать, а в следующий момент обнаружил, что говорит, излагая основы учения Вечности, а человек с посохом внимательно слушает, в глазах его горят крошечные синие огоньки.

Они просидели до глубокой ночи, так что пришлось несколько раз подбрасывать в костер дров. Юноша поведал об обители, о царящем там распорядке, о Священной Истории, и о том, чем занимаются монахи, вспомнил книги из библиотеки, прочитанные в последнее время.

Лицо его собеседника становилось все более и более довольным.

– Очень хорошо, – сказал он, когда Эрвин, наконец, замолчал. – Ты можешь задать вопрос.

– О чем? – юноша с трудом удерживался от зевка, целый день провел на ногах, и хотел спать.

– О чем хочешь, – человек с посохом не улыбался, он не шутил, похоже и вправду считал, что знает обо всем на свете.

– Помилуй Вечный, что-то ничего не приходит в голову… уаууу, – тут Эрвин все же не удержался. – С вашего позволения, господин, я лягу, а то устал, а завтра опять в дорогу.

– Ах да, я совсем забыл, с кем разговариваю, – незнакомец улыбнулся.

Юноша устроился рядом с прогоревшим костром, и уснул мгновенно, а когда утром открыл глаза, обнаружил, что над озером клубится беловато-желтый, точно слоновая кость, туман, а рядом никого нет.

Незнакомец с посохом исчез, не оставив даже следов.

* * *

Место, где дорога повернула, Эрвин чуть не пропустил, сообразил, что восходящее солнце светит не спереди, а греет левую щеку.

Возвратился, и вступил на узкую тропинку, которой мало кто пользовался помимо последователей Вечного. Та запетляла между холмов, затем потянулись угрюмые пустоши, заваленные каменными глыбами, огромными, как головы великанов.

Юноша шел и молился, и милостивый бог хранил его.

Вот только избавить от воспоминаний о Корделии не мог…

За дни в пути ни одно живое существо крупнее зайца не встретилось, хотя в этих ненаселенных местах, если верить жителям Фавилы, водились разные опасные твари, чуть ли даже не призраки. Никто не вышел к его костру, не попытался сожрать или похитить душу, пока послушник спал.

Затем впереди показались холмы, а за ними – настоящие горы, не такие внушительные, как те, среди которых стоял монастырь, без снежных шапок на вершинах и остроконечных скал. Но все равно у юноши стало легче на душе – по всем признакам, ему осталось идти не так много.

Обитель Света увидел вечером, когда преодолел очередной подъем.

Впереди, вроде бы недалеко высились подсвеченные закатом башенки, розовел исполинский купол, обрушившийся, но все равно прекрасный, а вокруг располагались здания поменьше. Нет, не здания, а руины – обломки чудесных дворцов, где некогда обитали служители Вечного, где пели ему хвалу и возносили молитвы.

Эрвину показалось, что за Обителью Света поднимается струйка дыма, но небо там было уже темным, и он вполне мог ошибиться.

– Укрепи меня, Властитель, – сказал он, и пошел дальше.

Переночевал на самой границе руин, под стенами сторожевой башни, и никакие видения не смутили его сон. Поднявшись с первыми лучами солнца, юноша прочитал утренние молитвы, и зашагал дальше – по растрескавшимся плитам мостовой, из щелей между которыми торчали пучки травы, по стершимся ступеням грандиозной лестницы, поднимавшейся прямиком к Обители Света.