В объятиях тени - Карен Ченс Страница 51

Поцелуй Мирчи был грубым, словно он решил проглотить меня живьем. Ни единого намека на нежность, никакой романтики. Но именно такой и был мне нужен. Я обвила руками его шею, вцепившись ногтями в смокинг. Его губы не отрывались от моих, Мирча даже поддерживал меня за голову, чтобы я не вздумала отвернуться. Один из его клыков прокусил мне губу, и я ощутила вкус собственной крови. Вдруг Мирча хрипло вскрикнул и оторвался от меня; его глаза горели, на прекрасном лице появилось какое-то свирепое выражение.

Он высунул язык и принялся слизывать с губ мою кровь; потом закрыл глаза и пошатнулся. Как слепая, я расстегнула воротник его рубашки, и голова вампира откинулась назад. Я дернула тонкую ткань, пуговицы посыпались на пол, а мой язык и губы уже ласкали его шею. Я водила ладоням и по его гладкой коже и слышала, как от моих прикосновений учащается его дыхание. Я целовала его крепкую грудь; наткнувшись на сосок, я сжала его зубами, и Мирча вскрикнул. Все его чувства отзывались во мне, наши энергии слились воедино и звучали в унисон; мне казалось, что еще секунда — и я взорвусь, не выдержав напряжения.

Мирча толкнул меня к стене; я не сопротивлялась, не в силах отвести взгляд от его горящих глаз, покоряясь воле его тела. Закинув на него одну ногу, я схватила его за шею и притянула к себе. Его руки скользнули к моим ягодицам и подняли меня в воздух; у меня перехватило дыхание, когда я ощутила его напрягшуюся плоть. Это было прекрасно, но мне этого было мало. Наверное, ему тоже, поскольку Мирча осыпал меня поцелуями, шептал мое имя и ругался по-румынски, окончательно позабыв о правилах приличия. Мне тоже было на все наплевать, я стонала и требовала еще и еще — когда могла вздохнуть.

Я почувствовала, что крепко прижимаюсь к нему бедрами. Даже через одежду я находила это ощущение потрясающим: сочетание животного наслаждения и острого голода. Вдруг Мирча вырвался из моих объятий и отошел на несколько шагов. На его лице было отчаяние, он выглядел даже больным, словно испытывал те же мучения, что и я. Я потянулась к нему, но он отвел мою руку.

И тут гейс показал нам, что такое настоящая мука. От дикой боли я закричала так, что едва не сорвала голос. Я заходилась от крика, мне казалось, что по моим венам течет не кровь, а расплавленный свинец, и вместе с тем умирала от неутоленного желания. По моему лицу текли горячие слезы и капали на руки Мирчи, который пытался меня успокоить. Ничего не помогало; боль была невыносимой. Теряя силы от крика, я упала на колени, и Мирча подхватил меня на руки.

— Мирча! Пожалуйста…

Я не понимала, что говорю; я хотела только одного — чтобы он прекратил эту боль. Прижавшись к нему, я начала осыпать его поцелуями. Лишь несколько сладостных секунд я ощущала его теплые губы на своих губах, но потом Мирча вдруг отступил назад.

— Кэсси, нет! — едва слышно произнес он.

Он взял меня за плечи, и я почувствовала, как дрожат его руки; Мирча судорожно сглатывал. Очевидно, он так же, как и я, боролся с гейсом, а я не могла ему помочь. Он ласково провел рукой по моим волосам. Я умирала от боли и наслаждения, сердце колотилось так, что я почти ничего не слышала.

И в тот момент, когда мне начало казаться, что я на пороге безумия, моя энергия вспыхнула и перешла в иную форму — сверкая и искрясь, словно вода под солнцем, она накрыла нас, как волна. И боль ушла, уступив место чувству невероятного облегчения, за которым последовал прилив настоящей, искренней радости. В глазах Мирчи читалось удивление. Наверное, он испытывал то же самое.

Из моих глаз вновь полились слезы. Я плакала не от боли, а от сознания того, что мне так хорошо и покойно рядом с ним. Словно разом воплотились мои давние мечты о доме, семье, любви, понимании. От счастья я забыла обо всем, даже о Томасе и Майре, о Тони и своих бесчисленных проблемах. Какое мне до них дело?

Меня била дрожь. Выходит, у нас с Мирчей не просто взаимная привязанность. Привязанность не вызывает такую боль, отчаяние, ощущение собственной беспомощности и страх потерять любимого. Я прижималась к Мирче, сознавая, что, пока действует заклятие, он ничем не сможет мне помочь, но мне не было до этого никакого дела. Мне не было дела даже до того, любит ли он меня. Я желала его, как наркоман желает дозу наркотика; он был мне нужен, чтобы я могла чувствовать себя живой. Еще немного — и я бы пошла на все, только бы с ним не расставаться.

Наверное, он чувствовал то же самое, потому что крепко сжал мою руку. И тут я все поняла. Страсть была одним из трюков из репертуара гейса, причем еще не самым жестоким. Так, серединка на половинку.

— Когда ты наложила заклятие? — резко спросила консул.

Я изумленно захлопала глазами, только сейчас вспомнив о ее присутствии. Мысли путались, я плохо соображала, сам воздух вокруг казался густым и тяжелым, а тут еще приходилось напрягаться и думать. С трудом вникнув в смысл ее слов, я поняла, что выбор у меня невелик. Ответ «не знаю» вряд ли имел бы успех, но и открыто дать понять консулу, что она ошибается, дело небезопасное. Я не знала, что она хотела от меня услышать, не знала, сколько времени у меня есть в запасе. А тут еще Мирча чем-то уколол меня в бок.

Взглянув вниз, я увидела, что это бледно-розовая туфелька на высоком каблуке, отделанная блестками. По-видимому, Мирча прятал ее во внутреннем кармане пиджака. Туфелька казалась удивительно хрупкой, тонкий атлас местами облез, блестки отвалились и едва держались на нитках. Она могла бы показаться старинной, да только в добрые старые времена никто не носил каблуки высотой в три дюйма.

Тут я кое-что вспомнила. В то утро я прыгала на одной ноге по кухне в казино Данте, потому что потеряла туфлю. Она была ярко-красного, а не бледно-розового цвета и выглядела ненадеванной. И тем не менее она была точной копией этой. К счастью, Мирча заслонял меня от взоров вампиров, иначе я просто не смогла бы сохранить на лице равнодушную мину. Театр. Свою туфлю я потеряла более ста лет назад в лондонском театре.

— Кассандра! — окликнула меня консул, очевидно потеряв терпение.

Я не ответила, вспоминая тот день, когда я на самом деле ощутила какой-то разряд, но тогда я думала, что мне это лишь показалось. Мирча из того времени не испытывал влияния гейса, а я уже находилась под его действием. Очевидно, заклятие узнало Мирчу и пришло в движение, чтобы использовать его как завершающй элемент ритуала. Я застыла, как громом пораженная. Выходит, это я наложила на него заклятие, длившееся вот уже более ста лет!

— Так когда же? — повторила консул голосом, ясно дававшим понять, что она не привыкла повторять вопрос дважды.

— Мне кажется… — хриплым голосом начала я. — Наверное… — Тут мне удалось сглотнуть. — Кажется, это было в восьмидесятых годах девятнадцатого века.

Рядом кто-то выругался, но я даже не обернулась. Мне едва хватало сил, чтобы сосредоточить взгляд на лице консула. Перед глазами все плыло, то ли от жара, исходившего от тела Мирчи, то ли от осознания того, что я с ним сделала. Страсть, ощущение вины и страх — все эти чувства навалились на меня в одну секунду. Желудок сжался, словно от резкой боли.