Все демоны. Pandemonium - Олег Угрюмов Страница 51

Откровенно говоря, голем полагал, что замок уже кишмя кишит всякими троглодитами. Он неплохо относился к Карлюзе, но был глубоко убежден, что его одного вполне достаточно. А иногда бывает даже слишком. Второй троглодит представлялся ему роскошью чрезмерной и необоснованной.

— Не думаю, что это удачная мысль, — произнес он вслух. — А когда господин Левалеса собирается отбыть на родину? Насколько я понимаю, душа лорда Таванеля больше не нуждается во вместилище и собирается в дальнейшем вести самостоятельную жизнь.

Огромные зеленые глаза с золотистыми искорками немедленно наполнились слезами.

Карлюза отчаянно взмахнул хвостом и заявил:

— Господин Левалеса приглашен мессиром Зелгом навсегда поселяться в замке и лепить здесь гнездо. Будет жить инкогнитой. Ибо…

— Да, да, конечно, — кивнул голем, — это великая тайна. Не беспокойтесь, об этом уже все знают. Даже наши хряки.

— Им я не поуведомлял, — возмущенно потряс головой троглодит. — Вот ему, — и он указал на ослика, который моментально сделал вид, что происходящее его не касается, — сообщил. Он все равно подслушивал. К чему был побужден стояньем на привязи рядом.

— С этим разобрались, — согласился Думгар, видя, что Карлюза готов и дальше уточнять подробности. — Сейчас я ясно понимаю, что без гнезда нам просто не обойтись. Теперь обратимся к теме войны. Известно ли вам, что демоны — не слишком дружелюбные существа и не всегда готовы оказывать содействие ученым-энтузиастам?

— Грозительным заклинаньем «брысль» в совершенстве обладаю, — скромно напомнил Карлюза.

— Я бы не слишком на него полагался.

— Без нас поле боя потускнеет.

— Даже так?

— Много радости привнесу в битву.

— Я не сомневаюсь, однако…

— Страдаю отличнополезной способностью чинить испорченные повреждения, — быстро выложил Карлюза свой главный козырь.

— Это пригодится и в пределах Кассарии. Совершенно незачем идти на войну.

— Мы с Левалесом намерены не только изучавывать, но и истреблявывать врагов мессира да Кассара. Вносить смятенье в их ряды путем дикого визга, возникновения в неподходящих местах и прочей могучей стратегии.

Думгар подумал, что возникать в самых неподходящих местах — конек милого существа. В этом он по-настоящему силен, и составить ему достойную конкуренцию способны разве что Бургежа с его страстью к интервью да жрец Мардамон.

Кое-кого вспомни, он тут же и появится.

Жрец вырос за спиной у Думгара и сдержанно хихикнул. Кабы не вес и не положение, которое голем вот уже несколько тысячелетий занимал в обществе, он бы подпрыгнул на месте от неожиданности. А так — нет, не подпрыгнул. Только смерил нахала неодобрительным взглядом.

Но Мардамон сиял, как только что отчеканенная золотая рупеза, и неодобрительные взгляды его не беспокоили.

— Я счастлив, — поделился он.

— Вас так и распирает, — согласился Думгар.

— Удивительно точное слово вы подобрали, друг мой! — возопил жрец. — Распирает от радости и гордости. Милорд Такангор сделал мне воистину царский подарок.

Это сообщение произвело надлежащий эффект. Такангор редко делал подарки тем, кто имел несчастье разбудить его самым непочтительным образом.

— Можно узнать — какой?

— Конечно, конечно! — Мардамон прыгал вокруг Думгара, как гоблин в Пальпах. — Он позволил мне принести сколько угодно роскошных, кровавых жертв.

— В самом деле?

— О да! Да!

— И как воспринял эту новость мессир Зелг?

— С энтузиазмом. О да! О да!

— Вы ничего не… перепутали?

— О нет! Нет! О!

Голему надоело слушать несколько однообразные восклицания, и он потребовал подробностей.

Вознеся еще несколько раз хвалу щедрости Такангора и мудрости Зелга, Мардамон в конце концов признался, что минотавр клятвенно пообещал взять его с собой на войну в Липолесье.

— Он подарил мне всех демонов, каких я сумею добыть! — вопил Мардамон, хватая за лапки троглодитов и заставляя их вести хоровод. — Всех! Какая неслыханная щедрость! Какая широта души! И мессир Зелг не потребовал себе ни одного и даже предложил договориться с князьями Мадарьягой и Гампакортой.

— Не представляю, — честно признался Думгар.

— Я тоже не верю своему счастью. Вообразите, легионы тварей преисподней — и все они принадлежат мне, мне одному. Я могу делать с ними, что захочу! Лучшие экземпляры я, само собой, почтительно преподнесу мессиру Зелгу и генералу. Но остальные!!! О!!! Я заново родился на свет! Мне есть для чего жить!

И жрец, попрыгав еще вокруг невозмутимого голема, ускакал в подземелья — делиться радостью с гномами-таксидермистами.

* * *

Великие люди делятся на две категории. Одних человечество не хочет забыть. Других — не может.

Владислав Гжещик

— Эх, — горестно вздохнул Ангус да Галармон. — Какое несчастье, что среди нас нет нашего дорогого и всеми любимого Агапия Лилипупса. Как тяжело мы переживаем…

— Говорите за себя, — посоветовал маркиз Гизонга, ежась от воспоминаний, как от сильного холода.

Чего вы хотели? Все отпрыски аристократических родов проходят обязательную службу в армии. И главный казначей — в ту пору еще никакой не казначей и не маркиз, а юный виконт Шушима, которого от солидного наследства отделяла толпа из восемнадцати человек старших родственников, — тоже не стал исключением. Собственно, военная служба — единственное место, где находят приют безденежные младшие сыновья знатных семейств.

— Впрочем, вы правь. При известии о надвигающейся войне он за неделю поставил бы под знамена Кассарии отборное, прекрасно вымуштрованное и беспощадное войско.

— А кто этот — Лилипупс? — спросил Юлейн, закрывая газету. — Расскажите мне. Я наверняка слышал это имя, но не припомню, в связи с чем. Был, кажется, какой-то скандал?

— Не какой-то, — не слишком почтительно отвечал маркиз, поглощенный собственными мыслями, — а грандиозный. Из тех, что приводят к Двухсотлетним войнам и перекраивают историю и географию континентов.

— Вы, сир, были еще совсем дитя, — вставил генерал, невольно умиляясь тому, что и короли приходят в мир несмышлеными младенцами. — Ваш батюшка Нумилий вел затяжную войну с Гриомом, и, признаться, в этой кампании удача не всегда сопутствовала армии Тиронги.

— Да мы чуть не разорились из-за этой войны! — вскричал маркиз, которого повергали в смертельный ужас одни только архивные данные. Его ничуть не удивляло, что тогда за два года сменилось трое главных казначеев.

— О финансовых проблемах мне известно немного меньше, — дипломатично заметил Галармон, — а что до боевых действий, то я являлся их непосредственным участником. И могу сказать, что бывали в нашей истории войны и поприличнее.