Свиток Хевреха - Эрли Моури Страница 51

—Голаф!— окликнула его Бирессиа, обняв за шею Шкота.— Нам есть, о чем еще поболтать!

—В следующий раз, милейшая,— задержавшись у двери, рейнджер отпустил ей прощальный поклон.— Обязательно.

—Приходи чаще к морю, думай обо мне, и я приплыву,— опустив глаза, неуверенно сказала амфитрита.— А эта высушенная мэги… завладеет моим прекрасным Коралиссом… Он все время думает о ней! О-о!..— она округлила маленький рот, губы ее задрожали, прозрачные глаза заблестели от слез.— Я еще покажу ей!

—Голаф, я понимаю, что она пьяная дура, но она слишком разозлила меня!— заломив руки, Астра прошлась по каюте.— И ты хорош! Лапал ее с таким удовольствием! Надо было только видеть, сколько блаженства было на твоей роже! Нет, я вернусь сейчас и любезно столкну ее в море! Даже фаерболлом не поджарю из доброты.

—Не надо. Ты и так много полезного сегодня сделала,— Брис обнял ее, поднял на руки и отнес к дивану.— Ты же знаешь, что куда приятнее мне трогать тебя,— его пальцы осторожно коснулись ее оголившегося бедра.— А кто такой Коралисс?

—Откуда мне знать,— прикрыв глаза, она погладила его ладонь.— Понятия не имею, что несет пьяная дрянь.

Астра прижалась к груди рейнджера, и их губы соединились. Брис слышал звонкий голос амфитриты, дружный смех команды «Фарилии» и все еще побаивался, что у мэги может снова возникнуть желание продолжить ссору с чудаковатой морской девой.

—Ты обещала мне рассказать дальше о Варольде и короне Иссеи,— сказал он, то ли действительно проявив неожиданный интерес к той истории, то ли стараясь отвлечь Астру от происходящего на палубе.

—Тебе действительно интересно?— Астра тихонько потянула его локон.— Хочешь, я почитаю вслух тот старый либийский свиток?

—Хочу. А еще знаешь, что…— Голаф встал и открыл крышку ее дорожного сундучка.— История этой Черной Короны и храм на Карбосе, куда стремится Давпер, связаны каким-то образом. Я помню их разговор в «Красном крабе». Только мало из него что понял. Прошу,— он протянул ей желтый пергамент, перевязанный атласной лентой.

—Храм на Карбосе построен либийцами много тысячелетий назад. Они поклоняются какому-то морскому чудовищу, якобы прародителю нагов, имя которого Аасфир,— Астра развернула начало свитка, положив его на колени.— Подлинная история Кэсэфа и гибели нашего мира,— прочитала она завитки, выведенные багровой краской, почти не выцветшей за столько лет, развернула свиток шире и продолжила: — «Я, Ксаррокс, последний оставшийся в живых жрец Иссеи, пишу эти строки, не надеясь уже ни на что для себя лично, но лишь робко мечтая о возвращении былого величия Либии…» — мэги на минуту замолчала.— Тебе это действительно интересно, Голаф?

—Если бы я знал их язык, то прочел бы уже давно,— рейнджер устроился рядом с ней, придерживая пергамент.

—Тогда я с удовольствием сделаю это для тебя,— Астра склонилась над свитком и продолжила читать дальше: — «Прекрасна была Либия, могущественная страна, простирающаяся от щедрого Южного Моря до бесконечного Океана. Иссея покровительствовала нам, своему любимому народу, и процветали науки и ремесла, либийские корабли заходили в варварские пределы, привозя неведомые и странные товары из самых отдаленных пределов Гринвеи. Огромные стада скота паслись на травяных равнинах, и густые леса шумели, вознося хвалу Иссее — Дарующей Жизнь. В Великий Храм Иссеи, что на Белых Холмах, несли подношения и либийцы, и пришлые. Статуя богини благосклонно смотрела на них, складывающих цветы и плоды у подножия, а жрецы не прекращали благодарственной молитвы.

А что осталось сейчас? Разрушен Великий Храм, погребен под песком, и каждая песчинка, пересыпающаяся по священным холмам, кажется Песком Времени, который хоронит мертвых. Из всего множества жрецов остался только я один, да и то, очевидно, не задержусь надолго. Я слаб, стар. В Храме не осталось пищи, и лишь тонкая струйка воды, вытекающая из разбитого мраморного бассейна, поддерживает мою жизнь.

Я умираю, и знаю это. Но я тороплюсь записать историю Черной Короны, в надежде, что когда-нибудь явится маг или воин великий силой и душой, который сможет вернуть Корону в Великий Храм. И тогда, обещанием богини, возродится моя страна, и Пески Времени отступят, а зеленые травы вновь поднимутся над равнинами.

Не знаю, кто ты, читающий мои записки, но прошу тебя — помоги несчастной стране, глупостью и жадностью одного человека, обратившейся в пустыню. Великая награда ждет тебя в возрожденном Храме. Сама Дарующая Жизнь сойдет, награждая тебя пресветлой милостью своей.

Аррисы, деревушки, затерянной в либийских горах, нельзя было найти даже на лучших картах, сшитых из многих телячьих кож, настолько она была мала и бесполезна. Но именно оттуда пришло самое большое несчастье Либии, ее черное проклятие. Так же, как крошечное семя порождает огромное дерево, так и безвестная Арриса породила Великого и Темного, имя которого я не хочу произносить, но о котором мне придется все же говорить.

Однажды в Аррису забрел наг-предсказатель, змеетелый колдун, жрец красноглазой Маро. Он увидел Кэсэфа, мальчишку-козопаса, и склонился перед ним, серея в почтении, словно пепел прогоревшего костра.

—Этот мальчик зажжет мир!— предсказал наг.

Деревенские жители смеялись над змеетелым, говоря, что к нему перешло безумие его бога, но наг бросил руны, и выпали знаки Старшего Фрутарха, переливаясь золотом и алым на черных камнях. Трижды колдун бросал руны, трижды выпадали знаки Старшего Фрутарха: руна Феу была первой, за ней следовала руна Уруз, и дальше шли руны Ансуз Ас, Тейваз Тюр, Дагаз и Перт.

И наг открыл Окно, показав Кэсэфу свое предвидение. Шли воины, взбивая клубы пыли, видимые издалека угрожающими серыми тучами, впечатывая высокие сандалии в дорогу; колыхались над войском хоругви, взметнувшись к небу; и перед войском гарцевал черный конь, словно вышедший из темного царства Маро, а всадник его, одетый в черный балахон колдуна, с алой каймой по краю, мрачно смотрел вперед, как будто видел за поворотом пыльной дороги нечто жуткое и угрожающее. И взлетел крик над войском, затрепетав перебитым птичьим крылом под облаками, славили воины своего предводителя, величайшего мага Либии — Кэсэфа. В руках знаменосца, едущего вслед за черным всадником, поднялся стяг, поднялся высоко, словно намереваясь пронзить самое солнце, и развернулось тяжелое полотнище, золотое с черным, а посреди него огненно сверкал глаз Маро.

Ушел тогда Кэсэф из Аррисы, следуя за своей мечтой, за своим предназначением. И стал он величайшим магом и последним правителем Либии, как и было предсказано. Его воины покорили многие земли, присоединив их к стране. Но не было радости у Кэсэфа, который хотел жить долго, чтобы не сказать — вечно, был он мрачен и безмолвен, глядя красными глазами вдаль. Тогда опять пришел к нему наг-предсказатель, ничуть не изменившийся с тех давних времен, когда они встретились в горной деревушке. Сказал, поклонившись, змеетелый магу, что сможет он вернуть молодость и увеличить неимоверно его колдовские силы, если завладеет Черной Короной Иссеи. Кэсэф смеялся над желтокожим, называл его святотатцем, но мысль о Черной Короне оказалась зерном, которое пускает длинные корни, а плод выросшего растения стал ядовит.