Волхвы Скрытной управы. Щит - Михаил Рагимов Страница 51

Оставшееся пришлось выложить достаточно скоро. Просто потому, что Изяслав почти сдержал обещание. Ромей остался живым. Не сказать, правда, что целым. Но ходить, к примеру, он мог. И с женщинами могло получиться при определенной доле везения. Даже уши с носом остались на своих местах. Ираклий был сломан морально. Он жил и мечтал о смерти. Говорить и писать не разучился, а значит, был годен для двойной игры, тем более что она оказалась четверной. Ушлый монах кому только не скармливал сведения. Жаден оказался.

Жадность ромейско-хазарского шпиена работала на нас. Игра получалась настолько сложной… Хотя нет, не слишком. Просто мы не знали Киева, его жизни, его реальностей. Ни мы, ни люди Буревоя, приданные посольству. Изя пошептался со Звягой и отправился к Вукомилу. Играть предстояло вместе.

Гибель Заслава отразилась на всех. В нашем посольстве умолкли шуточки, Галка постоянно ходила с зареванными глазами. «Стрибоговы дети», вечно ругавшие нашего медведя за спиной и, как выяснилось, любившие его, как второго отца, тренировались с жутким остервенением. К ним постоянно присоединялись все новые и новые гридни из дружин и Светлена, и Игоря. Князья не протестовали. Наша выучка была нужна в каждом подразделении.

В Кордно Неждана получила предложение от Буревоя и неожиданно ответила отказом. И не из-за уже имевшихся у скрытника двух жен. Их она конкурентками не считала. Сестренка выкатила условие: свадьба будет в Царьграде. Точнее, на развалинах. «Сказала: «Так, чтобы щит прибить было некуда, – писал скрытень. – И чтобы крови минимум по щиколотку. Во всем городе». И что теперь делать?» Посоветовать влюбленному было нечего. Только брать Царьград. И надеяться, что к этому моменту невеста успеет немного остыть.

Сестренка тоже написала. Она носилась с идеей создания отряда «сестер Мокоши». А пока вятичские девчата, оказавшиеся недостаточно воинственными, никак не могли собраться, тренировала парубков, создавая конкурентов спецназу Светлена. И втягивалась в работу будущего мужа. Чувствовалось, что Бура она рассматривала именно в этом качестве. Судя по всему, думала, что стоять Царьграду осталось недолго.

Доверие киевлян к нам сильно возросло. До общей страны еще много лет. Но первые шаги к тому, чтобы стать настоящими союзниками, сделаны. Жаль, что скрепила нас кровь. Но, наверное, иначе и не бывает. Самый крепкий бетон всегда замешен на этом связующем. Появился долгосрочный план совместных действий. Над причерноморскими степями нависла русская тень. Правда, степи об этом еще не подозревали. Так же, как Итиль и Царьград.

Осенью пришли вести из Кордно. Ярый активно занимался экономикой и производством. Точнее, внедрением в вятичские мозги необходимости технического прогресса и всеобщей грамотности. Победного шествия революционных идей не наблюдалось, дела продвигались достаточно туго. Но успехи были, и немаленькие.

Легче всего оказалось с металлургией. Качество стали наших вещей будоражило умы местных кузнецов, и ковать такие же хотел каждый уважающий себя мастер. То есть все поголовно. Домны к моменту отъезда гонца еще не чадили, прокатные станы не гнали лист миллионами тонн, механические молоты пока не заменили молотобойцев, и даже до сварочных печей в кузнях дело не дошло. В Кордно «всем миром» заложили первую печь. Прокатку за счет нескольких простых устройств убыстрили и облегчили в разы. Собственно, и все. Но энтузиазм был такой, что дай волю, и через пару-тройку лет в каждой веске будут гнать железо. В глиняных печах и на дровах. Прямо «Большой Скачок». Китайцев в конечном итоге не устраивало качество полученного ими чугуна. Нас, честно говоря, тоже. Но у нас и карта угольных месторождений имелась, как и железных, и чертежи домн, и много чего еще…

С земледелием шло хуже. К вечному консерватизму землепашцев добавилось еще и неудачное время нашего появления. Посевная давно прошла, а про озимые вятичи хоть и слышали, но сами не использовали. Идею плуга восприняли прохладно. Мол, похоже на рало южное, но на наших землях… Лучше уж по старинке, сохой… Картошку им даже не предлагали. Пока сами не высадим хотя бы на одном поле, не дадим попробовать на вкус и оценить урожайность, можно и не заикаться. Удалось уговорить Тикшу попробовать озимые на ближайший сезон. Уже хорошо.

Неожиданно нашелся второй доброволец. Волчья Сыть возжаждала передовых методов. Вот от Кремня никак не ожидали. С самого начала относился к нам, мягко говоря, настороженно. Впрочем, Звяга поведению мужика не удивился.

– Кремень своего не упустит. Нутром чует, где можно выгоду поиметь. За ним многие потянутся.

Забегая вперед, скажу, что так и вышло. Уже весной волчьесытец посмотрел на всходы озимых, удивленно поцокал языком и пришел «спросить». Читай – учиться. А в мае высадил тщательно выращенную нами для себя рассаду картофеля. В итоге свой урожай пришлось полностью пустить в посевной фонд, зато Кремень стал главным проводником наших идей в темные вятичские массы. Но только в том, что касалось земледелия. Впрочем, и это немало, люди за ним действительно тянулись.

К сожалению, на ниве образования «Кремней» в Кордно не нашлось. Даже дружинники Турима, с удовольствием перенимая приемы рукопашного и мечевого боя, к обучению собственных детей математике и письму отнеслись с полным непониманием. Зачем? В десять лет сдачу с покупки посчитать может, и ладно. Чего еще надо? Впрочем, кмети хотя бы не возражали. Даже на особо сварливых жен покрикивали. Мол, не мешай княжьим людям фигней страдать. Хотят Божко нашего учить буквицы красно царапать – пусть учат. Вреда от того нет.

В весках вопрос стоял жестче. Даже в Голодупке идея понимания не нашла. Оболтусы семилетние работать должны, а не ерундой заниматься. Кому надо – сами научатся. Пришлось временно отступиться. От Тикши удалось добиться согласия на зимнюю «школу», благо, зимой работы у крестьян поменьше. С остальными еще хуже. Хоть кол на голове теши, не врубаются, и все тут. Впрочем, «летняя школа» для дружинных детей, плюс зимняя в Голодупке в первый же год – это очень много! А если учесть, что писать умеет любой дружинник и почти треть крестьян, а считать чуть ли не все (как только добились с их отношением к образованию), так и просто здорово. Профессор-то всерьез опасался, что ждет нас поголовная безграмотность. Зря он не пошел с нами. Сам бы и втолковывал смердам высокие материи.

Но хотелось быстрее. И Ярослав отрядил Добрю с Пулкавом заняться сиротами, коих наблюдалось очень немало. Роды никого не бросали на произвол судьбы. Но шикарной жизнь детишек, оставшихся без родителей, не назовешь. Потому идея Приюта по типу «Дубравы» встретила всеобщее одобрение. Нет, вятичские мозги не охватили всей грандиозности идеи, да никто разъяснять подробности и не собирался. Но то, что можно поспихивать кормежку лишних ртов на княжьих людей, крестьяне приветствовали обеими руками. Горожане – тем более. А что учат сиротинок не только мечом махать, никого не беспокоило. Сами детки пришли в неописуемый восторг. Они и так постоянно крутились возле нашего подворья. Для мальцов на мечи да самострелы поглазеть – сплошное удовольствие, а глядишь, и обломится чего. Стрельнуть разок дадут или кусок пирога сунут. Парни-то наши поголовно к сиротам неровно дышали. Сами ж из таких. Вроде и забылось почти, а в душе-то сидит в глубине… Недостаток в педагогах Приюту не грозил…»