Волшебная реликвия - Михаил Костин Страница 51

Валик и Галик, столкнув со средней доски вконец уставшего Арика, меланхолично жевавшего сухарь, ножами выдолбили в ней дыру. На эту работу ушло не меньше часа. В дыру вставили самую длинную палку, предварительно приделав к другому ее концу поперечину. Получившуюся мачту укрепили растяжками, протянув четыре веревки к носу и корме шлюпки, после чего к поперечине привязали кусок парусины и закрепили его внизу. Одно из весел опустили с кормы в воду, заставив его служить рулем. Не успели закончить работу, как словно по заказу потянул свежий ветерок.

– Поверните парус вот так. – Сэнди изобразила рукой сложное движение.

Валик и Галик кинулись выполнять ее приказ.

– Тише вы, лодку опрокинете, – пробурчал Арик, садясь за руль.

Однако же парус был повернут, и шлюпка заскользила по легким волнам довольно резво.

– Как называется наш парус? – неожиданно спросил Валик.

– Что? – удивился Галик.

– Я говорю про название этой тряпки. – Валик щелкнул пальцем по надутому парусу. – Это ведь ты у нас специалист.

Арик негромко прыснул.

– Парус на лодке? – Галик растерялся.

– Ну да! А что ж, на лодке он и называться не имеет права?

– Хорошо, считай, что это прямой грот-марсель. – Галик опасливо оглянулся на Сэнди.

– Врешь ведь! – Валик с надеждой посмотрел все на ту же Сэнди.

Девушка улыбнулась и молча кивнула. Было непонятно, с кем она согласилась.

– Галик, – полушепотом спросил Арик, – а карта у тебя с собой?

Галик тревожно сунул руку за пазуху и тут же успокоился.

– Здесь она, голубушка, здесь. Подмокла немного.

– Это не страшно, – сказал Арик.

– Эй! – раздался тем временем резкий фальцет из клетки.

Галик откинул занавеску.

– Вы что думаете, – голос попугая звучал одновременно и возмущенно, и сварливо, – что я намерен тонуть вместе с вами?

– У вас есть выбор? – с оттенком иронии поинтересовался Арик, не выпускавший из рук руля.

– Разумеется, – попугай задохнулся от возмущения. – Попрошу немедленно отворить дверцу. Я не желаю идти ко дну вместе со своей тюрьмой.

– Берега нигде не видно. Куда вы полетите? – спросил Галик, но дверцу тут же открыл.

– Куда глаза глядят. – В голосе попугая звучал вызов.

– Вы не долетите, – сказал Арик.

– Как знать! – Попугай хмыкнул. – В небе птицы ориентируются лучше людей.

– Это известно, – сказал Галик.

– Но вы уверяли нас, что вы человек, – отозвался Валик, который сидел на носу и без устали смотрел вперед.

– Увы, молодой человек, – вздохнул попугай, – пока я птица.

– Это заметно, – с неожиданной иронией сказал Валик.

– У меня было сто случаев покинуть вашу кретинскую компанию, – сердито сказал попугай, – но я не сделал этого. И не сделаю впредь, пока мы не доберемся до Сферы. Я не хочу оставаться птицей. Хочу стать человеком, пусть я даже потеряю способность ориентироваться в небе.

– Логично рассуждаете, господин Якоби, – заметил Арик с кормы.

Сэнди в разговоре не участвовала. Она опустила кисть руки в море и задумчиво смотрела, как ее пальцы разрезают серо-голубую воду.

По коридорам дворца двигалась процессия. Человек тридцать несли тарелки, большие тарелки, блюда и огромные блюда. На блюдах дымились фаршированные павлины, фазаны и куропатки, привольно раскинулись жареные и копченые осетры, кольцами свились черные блестящие угри, шипели нагретые в масле коричневые колбасы. В специальных мисках мирно покачивались каши – сладкие и очень сладкие, утыканные черносливом, курагой и политые вареньем из неведомых экзотических ягод. Несли также кувшины, графины, соусницы и сотейники. Чашки, чайники, кофейники и вазы. Вазы с фруктами и вазы с цветами. Вазочки с орехами и душистыми пряностями. Корзины с пирогами и булками и корзиночки с вафлями и пирожными. Несли наборы столового серебра с королевской монограммой на каждой ложке и на каждой вилке. На специальной тележке везли огромный сахарный торт, изображавший по традиции один из замков Объединенного Королевства. Сегодня это был готический замок Трохольм из северо-западной провинции.

В малой обеденной зале хрустящей белой скатертью покрывали длинный дубовый стол. С кресел и стульев срочно сдували накопившуюся за ночь пыль. Витражи высоких окон задергивали полупрозрачными занавесками. Король не любил яркого света. В специальной соседней комнате парикмахеры и тупейные художники наносили последние мушки на очаровательные мордашки тех молоденьких фрейлин, которые имели честь быть назначенными на сегодняшний завтрак с королем.

Сам король, в камчатом шлафроке и папильотках, сидел перед зеркалом и пил горячий шоколад. На круглом столике, на блюде из тончайшего прозрачного фарфора лежал растерзанный с одного бока легкий фруктовый торт.

Король недовольно всматривался в собственную помятую физиономию, в мешки под глазами и кривил губу. Камердинер почтительно склонился и что-то шептал королю на ухо. Король морщился, краснел и бледнел.

– Неужели? – спрашивал он хриплым ото сна голосом и прихлебывал шоколад.

– Да, ваше величество, увы, заявилась только под утро.

– Мерзавка, – бормотал король, – и месяца не служит, а уже… Ну, мы ей покажем!

– Само собой, ваше величество.

– Из моей постели – и сразу прыгать в другую. А? Каково!

– Ужас, ваше величество. Четвертовать мало!

– Нет, погоди, мы придумаем что-нибудь послаще.

– У вас фантазия, ваше величество…

– Да нет, фантазия моя тупеет. Уже не та! Но ничего, мы придумаем.

– Посадить в бочку с дерьмом, а пить не давать. А?

– Хм… у тебя тоже воображение… Смотри-ка!

– Стараюсь, ваше величество.

– А эта дрянь? Ну с которой мы на прошлой неделе… в бельведере…

– Ах эта? – Камердинер тонко улыбнулся. – Дрянь, конечно, но очаровательная дрянь, согласитесь.

– Ну, пожалуй, – сказал король. – Так что она?

– Тоже не могут найти. Как ночь, так все пропадают.

– Совсем распустились, – сказал король. – Идет война, а они себе такое позволяют. Ну, я за них возьмусь!

– Что говорить о фрейлинах, – камердинер возвел очи к потолку, – что толковать о горничных? Когда высшие придворные дамы…

– Да? – Король поднял брови. – Кто на этот раз?

– Графиня Бродос, – сказал камердинер и печально опустил веки. – Муж на войне, храбро воюет, а она…

– Неужели? – восхитился король и в волнении откусил кусок торта. – Ведь такая красотка! Я сам засматривался. Вот проходимка! И с кем же?