Прикосновение тьмы - Скотт Вестерфельд Страница 51

— Ох… — Девочка глотнула чаю: ее мысли до сих порнеслись вскачь. — Я просто… не посчитала.

Повисло долгое молчание, во время которого Десссосредоточилась на том, чтобы не чувствовать себя марионеткой. Биксби такоймаленький — естественно, пришлось призвать полуночников извне. Иначе занесколько десятилетий появлялся бы один-единственный человек, способный жить вовремя синевы, и он бы немощно тыркался в тайном часе, один-одинешенек, не зная,явь это или сон.

Десс было расслабилась и позволила мыслям течь, куда имвздумается, но тут ее обеспокоило слабое, но растущее ощущение, что ей даже нравитсягорячий чай. Может, прямо сейчас Мадлен дотянулась до нее своим разумом и одинза другим переключила нейроны у нее в голове, подгоняя вкусовые пристрастия подсвои собственные?

А может, пить чай — это все равно что открывать ужаснуюправду, узнавать плохие новости: в конечном итоге и к этому привыкаешь.

— Так что нам делать, чтобы выжить? — спросила онаспустя какое-то время. — То есть я бы не хотела пускать на ветер вашишестнадцать лет мозговложений.

— Вот это разговор, — ответила Мадлен. — Мояпросьба очень проста: вам нужно навсегда покончить с угрозой под названиемГрейфуты.

Десс фыркнула.

— Что, и это все?

— Проще, чем ты думала, Дездемона. Анатея скоро умрет.

— Почему? Она живет всего час в день, значит, пятьдесятлет для нее — всего года два, верно?

— Они забрали ее слишком юной. Человеческую часть еетела поглощает его темняковая составляющая. Когда Анатея умрет, темняки большене смогут общаться со своими союзниками среди людей. А пока в Биксби естьогнетворец, темняки не посмеют брать инициативу в игре. Возможно, я даже сновастану свободной.

Десс вытаращила глаза. Так вот почему Мадлен все это делала.Она вовсе не Рекса спасала, а воспитывала личную армию, которая освободит ее изтюрьмы сумеречного искажения.

— Так нам просто дождаться, пока полунелюдьумрет? — спросила она.

Мадлен покачала головой.

— Они попытаются сделать другого — из моего Рекса. Новы должны им помешать, Десс.

Десс сглотнула.

— И как же?

Мадлен запрокинула голову и закрыла глаза. На какой-томомент она стала очень похожа на Мелиссу, когда та телепатировала, — то жечувствительное и нечеловечески отстраненное выражение лица.

— Соединить человека с темняком не так-то просто.Место, где Анатея преобразилась, должно было быть особым, таким же уникальным,как и место, где мы сейчас сидим. Вы должны отвести туда Джессику и сровнятьэто место с землей силой огнетворца. Как только его охватит белый свет, оноиспортится. — Она открыла глаза. — И темняки никогда не смогутсделать нового монстра.

— Ладно, — сказала Десс. — Тогда говорите,где это место.

Мадлен пожала плечами.

— Боюсь, на старых картах его нет, оно такое же тайное,как это. Придется вам самим все выяснить.

Десс пожевала губу, вспоминая карты и папки, которые ейпрошлой ночью приносили Джессика и Джонатан. Черная стрела взлетно-посадочнойполосы тянулась в глубь пустыни, и ее простая геометрия смешивалась с вихрями иворонками полуночи. И вдруг, еще не зная точно, где ее цель, Десс поняла,отчего темняки так запаниковали.

— Вы знаете про взлетную полосу? — спросила она.

Мадлен кивнула, медленно и царственно улыбнувшись, какгорделивая кошка.

— Ну же, Дездемона. Разве не приятно, когда удаетсяподметить не самое очевидное?

По дороге домой Десс спрашивала себя, почему она помогаетМадлен.

Эта женщина таскала ее повсюду, как собачку на поводке, даеще и управляла без спросу ее снами. Она заколотила досками часть ее памяти,чтобы защитить себя от темняков. И она издевалась над матерью Десс, когда табыла уязвимей всего, принуждая ее родить ровно в полночь.

Она сделала такое и с сотней других, эта владычица пятьдесятдевятой минуты двенадцатого и первой минуты первого, так как не смогла попастьточно в яблочко. И все это — чтобы ее дражайшему Рексу не было скучно.

Мимо проехала машина, разбрасывая гравий с дороги, и камешкисо стуком пролетели сквозь спицы велика Десс. Впереди тянулась ее длинная тень;последние лучи, пригревавшие спину, таяли. Еще одна холодная темная дорогадомой.

Подумав о доме, Десс на секунду задумалась: какой была бы еежизнь, если бы она родилась не в ту пятьдесят девятую минуту двенадцатого?Знала бы она числа так, как знает сейчас? Может, полуночник-эрудит — этогениальный математик, которого угораздило родиться в полночь? Но без тайногочаса все было бы по-другому. Она, конечно, все равно могла бы строить мосты,разрабатывать компьютерные игры, запускать ракеты в космос, но в обычное времяматематика — всего лишь орудие инженерии. И нечто прекрасное само по себе,конечно, застывшая музыка чисел, пропорций и закономерностей.

Но в час синевы математика правит миром.

Родись Десс без этого, жить было бы скучно. Она была быпросто еще одним ребенком, который живет рядом с трейлерным парком. Этотребенок, правда, запросто получал пятерки по тригонометрии и знал, что в одинпрекрасный день покинет этот паршивый городишко и сколотит состояние на биржеили еще где-нибудь.

Но она бы никогда не выковала оружие, подобное«Необыкновенно Ослепительному Олицетворению», и не убила бы им темняка. Вдневном мире никакого темняка не убьешь.

Возможно, именно поэтому она помогает Мадлен. Может, этастерва и дергает за веревочки, но Десс не могла представить себе жизни вреальности, отличной от той, которую создала Мадлен. В каком-то смысле Дессбыла обязана этой старой телепатке.

Своей жизнью — такой, какова она сейчас.

И вот в дверях, когда Мадлен спросила у Десс разрешенияприкоснуться к ней еще раз, Десс согласилась.

— Это маленькая шпаргалка, защита на случай, еслиМелисса попробует до тебя дотронуться. От ворот поворот.

Десс перестала крутить педали, и ее велосипед зашатался. Онадала ему самостоятельно остановиться, сосредоточившись на земле и глубоко дышав попытке унять желудочные спазмы. Но в конце концов она бросила велосипед наземлю и бросилась в придорожную траву. При одном воспоминании о том, чемнаградила ее Мадлен, Десс стошнило всем ланчем вместе с желудочным соком.

Неужели они правда это сделали? Когда им обоим было подвенадцать?

Десс помотала головой, вырвала пучок сухой острой травы ивытерла им рот. Теперь у нее в желудке ничего не осталось, но она не хотела,чтоб ее тошнило всю дорогу домой. Почти стемнело, и поднимался ветер.

— Ада, — произнесла она, и воспоминание милостивоудалилось.