За синей рекой - Елена Хаецкая Страница 51

– Холмы… Холмы…

«Стадо» рассыпалось.

– Давайте добежим! – предложил Зимородок. – Силы еще остались?

– Не знаю, что ужасней, – произнесла Гиацинта. – Мычать или слушать про белые лилии.

– Эх, – вздохнул Гловач. – Пшла, проклятая!

…И они побежали, побежали со всех ног! Марион на бегу визжала и трясла головой, чтобы только не слышать опостылевшую мелодию. Но звуки так и прыгали в уши, впивались в мочки острыми коготками, они висели, как серьги: «…от жгучей страсти изнемог…», «…заветный белый тот венок…», «…венок, венок, венок из белых лилий»!

Ночевали в холмах и спали как убитые. Рассвет и полдень следующего дня застали путешественников еще спящими. Первым проснулся Зимородок и даже глазам своим не поверил, увидев, что солнце успело перевалить за середину неба.

Причина торопиться была только одна: с каждым днем становилось все холоднее. Вот-вот должны были начаться осенние дожди. А путешественники потеряли почти половину дня.

Этими соображениями Зимородок поделился с Дубравой, который казался смущенным из-за того, что проспал.

– В конце концов, мы прошли уже полпути. – В этой мысли брат Дубрава пытался найти утешение.

Зимородок смотрел на вещи не столь жизнерадостно:

– Это означает также, что вторую половину пути придется проделывать под дождем, в обществе кашляющих и насморочных спутников.

С холма хорошо была видна Зеленая река. Она медленно текла среди невысоких холмов.

– Надо же, Зеленая река, – сказал брат Дубрава. – Говорят, где-то здесь остались поляны, куда каждую весну прилетали феи…

Они помолчали немного. Потом Зимородок сказал:

– Думаю, все равно придется задержаться на день. Без плота нам не перебраться.

– Дело в том, что я никогда раньше не строил плотов, – сознался брат Дубрава.

– Как-нибудь справимся, – утешил его Зимородок. – Нужно нарубить бревен, наделать из коры веревок… С этой рекой нам еще повезло. Скоро из-за дождей реки взбухнут – вот тогда-то и начнутся настоящие трудности.

Они спустились с холма в лагерь.

Известие о том, что предстоит идти валить деревья, радости ни у кого не вызвало.

– Неужели нет другого выхода? – спросил фон Штранден почти жалобно. – Таскать тяжелые бревна – это, знаете ли…

– Ну почему же, – хладнокровно ответил Зимородок, – есть и другой путь: можно вернуться назад, в поселок…

Брат Дубрава, явив неожиданное ехидство, тихонько пропел:

В лугах, где в изобилии

Произрастают лилии…

– О нет! – закричали в один голос Штранден и Мэгг Морриган.

Откуда-то из-за деревьев прибежала Гиацинта и, гневно сверкая глазами, заорала:

– Какой идиот вздумал распевать здесь эту проклятую песню?!

– Это я, – успокоил ее брат Дубрава.

Гиацинта фыркнула и удалилась.

После этого все мужчины занялись бревнами, а женщины – веревками. Мэгг Морриган объяснила, как нужно снимать с деревьев кору.

К вечеру десяток стволов лежал на земле в ряд. Зимородок и Мэгг Морриган прорубали пазы для веревок. Марион суетилась с веревками, а Гиацинта переходила от одного к другому и показывала кровавые мозоли на своих ладонях.

Гловач объявил, что хочет передохнуть, и занялся ужином.

Тем временем туман сгущался и вскоре затянул все вокруг. Он медленно всползал по склонам холма наверх. Неожиданно потянуло промозглым холодом. Зимородок несколько раз, вздрагивая, бросал по сторонам настороженные взгляды.

– Ты что озираешься? – спросила Мэгг Морриган.

– Что-то мне не по себе, – объяснил Зимородок. – Как-то нехорошо здесь стало. Ты разве не чувствуешь?

Мэгг Морриган поежилась:

– Теперь, когда ты сказал, – вроде, да. Хотя чего тут, собственно, бояться? Чудовища открытых мест не любят, до злобного колдуна еще далеко… Кому тут быть?

– Сам знаю, – отозвался Зимородок. – А все равно ощущение какое-то гадкое.

В этот момент они услышали голоса. Кто-то приближался к лагерю из тумана. Шли не таясь, громко разговаривая, смеясь. Вообще, судя по всему, это были люди мирные и дружелюбные. Вот только чувство тревоги стало еще сильнее.

Из тумана один за другим вынырнули пять человек. Это были молодые мужчины с правильными, но незапоминающимися лицами. На них была серая одежда, не то для охоты, не то для верховой езды. Они остановились у костра, безмолвно улыбаясь.

Брат Дубрава вышел к ним навстречу.

– Вы, наверное, продрогли, – сказал он. – Садитесь к огоньку.

– Да, ночи стали прохладными, – согласился один из пришельцев.

Все пятеро уселись в ряд и, продолжая улыбаться, молча уставились на путешественников. Мэгг Морриган предложила им пряников с медом и была немало удивлена, когда гости смутились. Они быстро переглянулись, словно не вполне поняли, о чем идет речь. Потом один из них снова улыбнулся и произнес:

– Благодарю вас, спасибо.

– Спасибо «да» или спасибо «нет»? – уточнила Мэгг Морриган.

– А если я скажу «нет», это будет невежливо?

– По крайней мере, нам останется больше пряников, – рассмеялась Мэгг Морриган.

У гостей словно какая-то тяжесть спала с души. Тот, что задавал вопросы, улыбался самодовольно, словно только что кого-то перехитрил.

– А вы сами издалека идете? – спросил он брата Дубраву.

– Это точно, – сказал брат Дубрава и в свою очередь поинтересовался: – А вы, должно быть, местные жители?

Снова возникла неловкость. Все пятеро гостей безмолвно улыбались.

Брат Дубрава упорно не замечал, как застыл Зимородок, как Марион жмется к Мэгг Морриган, а пан Борживой как бы мимоходом поглаживает свою саблю. Продолжал расспросы как ни в чем не бывало:

– Большой ли у вас поселок?

Некоторое время все пятеро озадаченно молчали, глядя в землю перед собой. Потом один поднял глаза, улыбнулся по-детски простодушно и произнес:

– В поселке живут поселенцы, которые откуда-то переселились. А в деревне живут исконные жители. Вот такое различие.

– Вы, наверное, торопитесь домой, – предположил брат Дубрава.

Гости заерзали, начали подниматься. Они улыбались все шире и шире, пока наконец их рты не начали напоминать зияющие раны. Девица Гиацинта, кусавшая платок, при виде этого затолкала его себе поглубже в рот и чуть не задохнулась.

Гости беззвучно растворились в тумане.

– Ну, и что вы обо всем этом думаете? – спросила Мэгг Морриган, стараясь держаться нарочито спокойно.