Инквизитор. Природа зверя - Надежда Попова Страница 51

– Это… – запнувшись на полузвуке, проронила Амалия, – это у вас… не волчья?..

– Нет, – небрежно поправив наброшенную на плечи куртку, кивнул Ван Ален с заметной гордостью. – Это мой приз. Который я обрел, замечу, когда был старше твоего отпрыска всего двумя годами.

– А от зондергруппы я слышал, – заметил Курт в воцарившейся внезапно тишине, – что их тела разлагаются после смерти, причем едва ли не за минуты.

– Разлагаются, если убить не сразу. Но если, к примеру, снесешь твари голову – смерть наступает почти мгновенно, и ты будешь иметь возможность обзавестись вот таким трофеем.

– Как можно! – наконец, разрушил тишину торговец. – Ведь это ж человек, какой-никакой; Господи Иисусе, как же у вас рука-то поднялась!

– Я посмотрю, как ты заговоришь у этого гада под когтями, – покривился охотник. – Уж на кого, а на человека это похоже всего менее.

– Любопытное наблюдение, – произнес Бруно негромко. – Отчего бы тогда, выследив ликантропа в его человеческом обличье, не стянуть с него кожу и не обтянуть рукоять? Вот это был бы трофей так трофей.

– А что? – пожал плечами Курт, когда охотник вперил в помощника уничтожающий взор. – Не все ли равно? Тварь и есть тварь.

– Слышу нотки осуждения в голосе.

– В самом деле? С чего б это.

– Ваши из зондергруппы стрижьи клыки нанизывают и носят вроде амулета. А те тоже люди, хоть и ненормальные; и в чем отличие?

– Кто тебе сказал такую чушь?

– Ходят слухи.

– Знаешь, Ян, чем «слух» отличается от «информации»?

– Что, враки?

– Я знаю их шарфюрера лично и могу сказать с уверенностью: тому, кто попытался бы выкинуть подобный фортель со стрижьими зубами, Келлер повышибал бы его собственные. Однако, если ты ожидаешь проповеди – напрасно. Никакими наставлениями я не приневолю тебя оторвать этот воротник, благочестиво отпеть и предать погребению; ты взрослый и временами разумный человек и, если останешься в своем деле, когда-нибудь поймешь все сам.

– Пойму – что? – уточнил Ван Ален ревниво. – Что они милые Божьи создания? Эти – хорошие песики, а стриги – славные парни?

– Ты удивишься.

– Тебе известно что-то, что не известно мне?

– Забавно, что ты удивляешься сейчас. Разумеется, инквизитору первого ранга, наделенному особыми полномочиями, известно очень много такого, чего ты не знаешь. А кроме того, Ян, в этом простая логика: принадлежность к некоторым кругам не означает единого для этих кругов мировоззрения.

– Вервольфы и стриги – не «некоторые круги», которые можно, если надоело, отринуть, как студенческую банду или приходской хор. Это господин бродячий рыцарь может прикупить земельки и заделаться садоводом или твой помощник – расстричься и стать торговцем, а тварь тварью и останется. Никто из них заново не переродится.

– Господин фон Зайденберг, начав выращивать яблоки, тоже не перестанет быть рыцарем – посвящение останется при нем, попросту он займется другим делом, оставшись тем, кто он есть.

– Не похоже, что наш знакомец намерен заняться чем-то, кроме поедания путешествующих. Замечу, что сукин сын, с которого я содрал этот клок, тоже особенным желанием переменить свою жизнь не пылал; у него было желание переменить мою жизнь. А до меня еще многих, включая жизнь живущей на отшибе семьи целиком – с двумя малолетними детьми; и теперь скажи мне, что я еще «сам все пойму». Я уже все понял.

– А бродячий разбойник, вырезавший так же семью, чтобы обнести дом – его уши ты тоже привесишь себе на гарду?

– Они не люди, – коротко отрезал Ван Ален. – Они твари. Говорящие, думающие, живущие в людских домах твари. Не знаю, что такого можешь знать ты, но если тот стриг, которого ты повязал в Ульме, на допросе вздумал распинаться, как он сожалеет и как жестокая сука-жизнь вынудила его злодействовать, ты сам должен понимать – гад рассчитывал на скорую смерть, если засчитают раскаяние. Не хотел любоваться с тобой рассветом. Или ты способен поверить в раскаявшегося стрига?

– Тот не распинался, – возразил Курт. – Тот держался неплохо. Однако – да, из разговоров с подобными созданиями можно узнать много любопытного. К примеру, о количестве самоубийств среди таких вот тварей.

– Да ты, никак, их жалеешь?

– Не умею, – отозвался он просто. – Я ведь сказал: милосердие из нас двоих – он, я – справедливость. А эмоциональные взбрыки к справедливости не имеют никакого отношения.

– Моя мать была убита не бродячим грабителем, да и этот деревенский дурень – тоже.

– Когда эта блудная дочь, проснувшись утром, обнаружит себя в одиночестве, раздетой, без денег и с повисшим на ней счетом от трактирщика, она, как и многие, подумает «все мужики козлы». Однако рядом со мной сидит живое доказательство того, что в своем заявлении она будет глубоко неправа.

– Вы это о чем? – настороженно уточнила Мария Дишер, скосившись на своего хмурого возлюбленного, и Курт вздохнул с показным утомлением:

– Это отступление от темы, но, коли уж моей работой является оберегание мирян – исполню свой долг и оберегу тебя от ошибки всей твоей жизни.

– Вы, – вмешался парень настороженно, – хотите сказать, что я способен причинить зло Марии?

– Ты его уже причинил, ибо по возвращении домой ее ожидает хорошая порка в отцовском исполнении.

– Я не намерена возвращаться!

– Вернешься, – отмахнулся Курт, – тебе иного не останется. Дай угадаю: перед своим путешествием ты позаимствовала у папы немало средств, и на эту мысль набрела не сама. Судя по тому, что я не слышу возражений, я прав.

– Карл со мной ради меня…

– Я бы мог в качестве доказательств привести рассказы о многих подобных случаях, но вместо этого я просто задам тебе пару вопросов. С тех пор, как началось все это, он сказал тебе хоть слово утешения? Сказал, что все будет хорошо, и с тобой ничего не случится? Спорю, он стал раздражительным, нервным и холодным; это потому, что на подобные осложнения он не рассчитывал, и теперь между твоими деньгами и ним стоит, кроме тебя, еще и голодная тварь.

– Просто все мы напуганы, все в напряжении…

– Напуганные люди тянутся к близким. Ищут защиты или пытаются защитить. Амалия глаз не спускает с Макса, наш добрый хозяин всякую свободную минуту заглядывает к жене и сыну, господин рыцарь спелся с единомышленником, не глядя, что крестьянин, а твой Карл – он взял тебя хоть раз за руку с той минуты, как опасность стала очевидной?

– Зачем вы это говорите, майстер инквизитор? – осведомился парень раздраженно. – Для чего вам разбивать нас – от скуки?

– Куда вы направляетесь? – вклинился Бруно и, не получив ответа, пояснил: – Ведь вы не бежите в белый свет вообще. Куда вы идете?

– К моим родителям. Ее отец не знает, откуда я родом, и нас не найдут.