Полукровка - Тимур Туров Страница 52

– Я не хочу иметь с ними ничего общего... – голос Володи прозвучал хрипло.

Он осекся и сглотнул. Часовщик покачал ушастой головой.

– Ты всегда был славным мальчиком. Но они тебя не отпустят.

– Что мне делать?

– Бежать, – пожал плечиками маленький человечек, – как можно дальше, чтоб они тебя не нашли.

Володя припомнил появляющегося невероятным образом Ника, вездесущий «Рав 4» с джинна, незаметно влезшего в его жизнь шакала.

– А это возможно?

– Не знаю, – ответил Петрович. – Зависит от тебя и от той силы, которой ты понадобился. Если за тобой гоняются только кудимовские «коричневые» и «оранжевые» северо-западники, возможно, ты сумеешь от них сбежать. Если за всем этим стоит что-то большее...

Часовщик умолк и встал.

– А кто еще может?

– Может, – непонятно ответил Петрович. – Посиди минуту. Я сейчас.

И вышел. В другой раз Володя с любопытством изучил бы необычную обстановку, но сейчас никакого интереса к окружающему не было. Весь интерес ушел внутрь и затаился там в компании с мрачными мыслями.

Он маг. Довольно сильный, если верить Лейле. Правда, не совсем понятно, можно ли ей верить, но в этом вопросе, наверное, можно. Ведь она лицо заинтересованное. В любом случае он как маг уже может как-то управлять окружающим. Способен дергать людей за ниточки, мороча, а то и внушая им что-то по своему усмотрению.

При этом его самого дергают во все стороны, как пара спятивших кукловодов марионетку, которую не смогли поделить. А теперь, если Петрович прав, выходит, что и его кукловодов кто-то тягает за ниточки.

От этой мысли веяло сумасшествием. Последний раз собственные размышления пугали его так в далеком детстве. Лет в десять.

Порой он фантазировал, что мир не такой, каким он его знает. Что все на самом деле по-другому. Вообще все, от законов физики до правил поведения в школьной столовой. Что его мир – чья-то придумка или эксперимент. А он – единственный человек, который живет по этим придуманным правилам. И все вокруг знают правду. Все: папа с мамой, которые вовсе не папа с мамой, учителя в школе, друзья, незнакомая тетенька на автобусной остановке, и дворник, и соседка по площадке...

Мысли были странными и страшными. В конечном итоге он пугался их и старался выкинуть из головы. Но время от времени фантазии возвращались, пока однажды он не загнал их куда-то совсем далеко.

Теперь, правда, выходило, что не все в тех детских фантазиях было настолько бредово. По странному стечению обстоятельств в них оказалась доля правды.

– Вот.

Володя вздрогнул. Он настолько глубоко задумался, что не заметил вернувшегося Петровича.

Часовщик стоял, держа на ладони небольшой камешек на тесемке.

– Что это?

– Подарок.

– А отец говорил, что Часовщики жлобы, – брякнул Володя и поспешно прикусил язык.

– Твой отец тот еще засранец, – отмахнулся Петрович. – Но доля правды в этом есть, гр-хч-сг-от весьма зажимисты.

– Кто?

– Часовщики, как ты изволил выразиться, – объяснил Петрович. – Не болтай, а наклонись лучше.

Володя послушно опустил голову. Петрович бережно накинул ему на шею шнурок с камешком.

– Сейчас он сам настроится на тебя, возьмет немножко твоей энергии, – сказал Часовщик. – И после этого ни на ком другом работать не будет. Я сам изготовил эту штуку, еще когда был в племени... просто так, не зная зачем. С помощью одного моего друга, бывшего друга, сильного мага.

– А что он делает?

– Пока он на тебе, ни одна зараза не увидит твоего тела Силы. Знаешь, что это значит?

Володя кивнул:

– Это как если у меня под столом стоит компьютер. Его все видят, знают о его существовании, но никто не знает, что внутри корпуса сто тридцатый «пентиум» или машина последнего поколения.

– Ты помнишь, что такое «пентиум-сто тридцать»? – вылупил и без того огромные глаза Часовщик. – Однако, молодой человек. Ладно, иди.

Володя кивнул.

– Спасибо.

В прихожей Петрович нервно припал к глазку, изучая межквартирный холл.

– Никого, – сообщил он, успокоившись. – Иди. И не приходи ко мне больше. Не хочу неприятностей. Мне осталось не так много, очень хочется сдохнуть своей смертью.

Он щелкнул замком, собрался уже потянуть ручку, но Володя задержал его.

– Пет-Роч, а почему вы мне помогаете?

– Тебе нужен повод?

– С тех пор, как я общаюсь с людскими магами и... – Володя запнулся, подбирая слово, – и представителями других сфер, я еще не видел, чтобы кто-то сделал что-то просто так.

– Дрянная компания, – проворчал Петрович. – Но если тебе так нужно объяснение, пожалуйста. Во-первых, как я уже сказал, ты всегда был хорошим мальчиком. Во-вторых, я кое-чем обязан твоему папе. В свое время Игорь меня сильно выручил, хоть и не посчитал эту помощь за труд. Но я помню. Достаточно? А теперь иди. И продолжай быть хорошим мальчиком.

Володя благодарно кивнул и вышел, сзади поспешно захлопнулась обитая драным дерматином дверь.

* * *

Мама встретила его с наигранной бодростью. Поинтересовалась, как дела в университете, позвала обедать. Володя бодрился, отвечал на вопросы. Вот только мама видела, что на душе у сына кошки скребут. Видела и молчала.

И сын видел, что она переживает за него. И за то, что не ночевал дома, и за то, что страдает теперь, но не торопится делиться тем, что болит. И он тоже смолчал.

Раньше для скандала хватило бы и десятой доли того, что происходило. Сейчас все изменилось. Никто не выяснял отношения, все молчали о своем. Котел страстей кипел у каждого внутри. Думая об этом, Володя так и не понял, хорошо ли это или скандал был бы лучшим выходом.

Поблагодарив маму за обед, он тихо ушел к себе в комнату, закрыл дверь, лег на кровать и уставился в потолок.

Что-то происходило с ним все эти недели. Не только с ним, со всеми, кто рядом. Что-то уже произошло. И в осознании этого происшествия было чувство утраты и какая-то безысходность.

Он понял, насколько ему дороги папа и мама. Но, кажется, отдалился от них. Понял, что любит Ольгу. Увидел, что она может сделать ради него, и понял, что это навсегда. Но рядом с осознанием этой вечной любви зародились недомолвки. Недоговоренность. Как можно любить человека и быть с ним неискренним? Но как можно рассказать любимому человеку про все то, что происходит? Это противоречие вызывало щемящую боль в груди.

Он изменился. Может, и в самом деле повзрослел. Во всяком случае, пришло понимание, что жизнь – это шашки. Череда разменов. Чтобы что-то отхватить, надо чем-то пожертвовать. За каждое приобретение придется чем-то расплачиваться. И выиграть невозможно. При лучшем раскладе – вечная ничья.