Три капитана - Сергей Челяев Страница 52

Обещать это теперь было легче легкого: попробуй побегать в самоход, когда ввели второй спецрежим, который даже бытовые служащие Центра из числа вольноопределяющихся иначе как драконовским не называли.

Потом я подписал пару бумаг, которые Воронин важно назвал «опросный лист», и был отпущен восвояси. И вовремя — из корпусов общежитий, поправляя на ходу обмундирование, на утреннее построение уже выходили офицеры.

Панкратов терпеливо ожидал меня у фонтанчика возле бывшей курилки — спецрежим № 2 с сегодняшнего дня отменял на корню всякое курение в присутственных, санитарных и даже «особо отведенных для этого» местах.

Мы накоротке обменялись впечатлениями и, весело расхохотавшись, бодро зашагали на развод. В душе с каждой минутой крепла уверенность, что этот странный, чудаковатый майор, скорее всего, не заложит нас начальству, и весь инцидент мирно канет в Лету без всяких видимых последствий.

Однако нас ожидало горькое разочарование.

Воронин, кажется, и вправду не сообщил о нас начальству. Полковник Бедров, командир нашего отряда предподготовки, лишь недовольно покосился в мою сторону, когда я занял место в строю одним из последних. Панкратов же успел перекинуться парой слов со своим подполканом и, поймав мой взгляд, украдкой показал кулак с поднятым большим пальцем, мол, все в порядке, старик, никто не в курсе нашего с тобой тайного ночного самохода.

Однако спустя десять минут, в перечне сводок и распоряжений, был оглашен приказ о переводе старшего лейтенанта Емельянова на новое место службы. И я округлившимися от изумления глазами смотрел, как наш Шурик выходит из строя, уже с «тревожным» чемоданчиком в руках. Как он идет с опущенными плечами, медленной, чуть запинающейся и совсем не армейской походкой, и потом заворачивает к первому КПП.

Туда, где обычно за воротами всегда стояла дежурная машина в ожидании только лишь заверенного начальством служебного предписания, чтобы увезти тебя отсюда, из закрытого от всех посторонних лиц Центра, навсегда. Потому что каждый кандидат, от боевого офицера до последнего курсанта из числа гражданских специалистов, твердо знал: единожды покинув наш Центр, никто сюда еще не вернулся.

Я видел, как Панкратов тоже неотрывно смотрел вслед Емельянову. Но когда я попытался поймать его взгляд, Генка всякий раз отводил глаза.

Потом был день, а с ним опять занятия, техучеба, тренажеры, спортивные упражнения в зале и много чего еще. Спецрежим принес с собой и новые ужесточения в тренировочном и дисциплинарном графике, так что у нас с Панкратовым не оставалось ни минутки свободного времени, чтобы перекинуться хоть парой слов о несчастном Шурике.

А ночью мне впервые приснился странный, подозрительно похожий на реальность сон. И, проснувшись затемно, точно от резкого толчка, я пожалел, что этого не случилось раньше.

В реальности, подобной той, что существовала в моем сне, мне не хотелось бы очутиться ни за какие коврижки. До подъема было еще далеко, но я так и провалялся в постели, не сомкнув глаз. А во сне, том самом, глаза мои были плотно закрыты.

* * *

Мне и сейчас нелегко было их открыть. Там, снаружи, за непроницаемыми стенами моих воспаленных век шел нормальный, рабочий процесс.

Огромный космический корабль, вверенный мне вместе с судьбами его экипажа, сейчас резво разворачивался к «десятке». Та уже была готова выстрелить в «Харибду» моего звездолета первой порцией рабочего тела из переработанного кометного ядра.

А прошлое всё еще таилось во тьме, в замкнутом пространстве перед моими закрытыми глазами, безмолвным укором глядя на меня.

Я вздохнул, отбросил забрало скафандра (нарушил инструкцию!), тщательно вытер платком лицо и покосился на АСОП-12.

Тот равнодушно стыл на экране поодаль от нас — огромная титановая черепаха, совсем не похожая на мою стройную, вытянутую «Звезду» — и, как положено бездушной махине, не испытывал ровным счетом ни капли вины по поводу своего несостоявшегося плазменного залпа.

Интересно, а что сейчас думает об этом его оператор на борту «Восхода»?

Впрочем, мой вопрос был чисто риторическим…

Я никак не мог оторвать взор от «двенадцатого». Проштрафившийся «ловец» точно гипнотизировал меня. В равнодушии неподвижного корабля, этого огромного летающего завода, мне вдруг почудилось что-то осмысленное.

Осмысленное и тревожное.

Будто «ловец» порывался что-то мне сказать. О чем-то предупредить.

Казалось бы, ну что такого экстраординарного? У этого АСОПа произошел чисто механический сбой, он не сумел выстрелить последнюю порцию материи.

Такая ситуация возможна, и на этот случай существует определенный регламент.

К тому же оператор уже дал «Звезде» отбой по «двенадцатому», переключившись на подготовку отстрела плазмы своим следующим подопечным.

Долгую минуту, шесть десятков земных секунд, я пялился на «двенадцатого», как последний идиот пытаясь прочесть в рельефах его тяжеловесных конструкций суть тревожного послания, которое только что почудилось моему вконец разболтанному воображению.

А потом…

— Экипаж, внимание, говорит капитан! — Я сказал «капитан» вместо уставного «командир корабля» потому что очень спешил и экономил каждое слово. — Беру управление на себя.

Еще только начав фразу, я решительно активировал ручной режим управления.

Ко мне из соседних ложементов метнулись встревоженные взгляды двух пилотов.

Но несмотря на них, несмотря на протесты «Олимпика», отреагировавшего на столь резкое лишение его полномочий серией тревожных сигналов, я остался непреклонен.

«Звезда» уже завершала разворот, нацелившись хищным зевом своей вечно голодной «Харибды» на АСОП-10.

Успеть я мог совсем немногое: в ручном режиме дал один-единственный импульс на кормовые дюзы второй группы вспомогательных двигателей «Звезды».

Этого оказалось вполне достаточно, чтобы мы со скоростью сорок метров в секунду начали двигаться к «десятому», смещаясь поперек нашего основного направления поступательного движения (ведь, напомню, мы по-прежнему продолжали полет лагом).

Вообще-то ситуация, когда командир корабля неожиданно теряет рассудок, находясь в ходовой рубке, да еще и сосредоточив в руках все бразды правления звездолетом, хоть и не имеет прецедентов, но вполне обстоятельно проанализирована в приложениях к Уставу Экспедиции.

В таких случаях центральный полетный компьютер мгновенно анализирует содержание и возможные последствия команд, исходящих от неадекватного кормчего. После чего ЦПК, как правило, не составляет труда блокировать их и застопорить все опасные процессы, запущенные без его ведома этим жалким существом из плоти и крови, да к тому же еще и со столь хрупкой психикой.

То, что компьютер сразу не блокировал мои действия, объяснялось лишь тем, что я дал команду всего лишь одной группе двигателей, да и то — вспомогательных.