Далекие королевства - Аллан Коул Страница 52

— Так вы идете с нами?

— Путешествие… это очень, очень трудно. — Он улыбался и уважительно поклонился мне. — Но что за жизнь, когда не очень, очень трудно…

Измотанный, я отправился спать. Уже лагерный костер превратился в золу. Тем не менее я был доволен тем, что сын искусного в переговорах, дипломатичного Пафоса Карима Антеро добился своего.

Я заснул, гордясь собой. А проснулся одураченным. Каким-то образом, когда стражи уснули, перед самым рассветом прибрежники исчезли. Следы вели на запад, обратно к побережью, к их дому. Сначала я разозлился. Ведь они же согласились, разве нет? Янош едва удерживался от смеха, объясняя мне, что это племена хитрецов, которые не могут напрямую сказать «нет» и пользуются любыми уловками, лишь бы избежать откровенного ответа.

— Такими, как «очень, очень трудно», — с горечью сказал я.

— Такими уловками, как «очень, очень трудно» они избегают риска нажить себе врагов.

А я-то лил медовые речи, а я-то давал им золото!

— На самом деле, — сказал Янош, — ты все делал как надо. Обрати внимание — они ведь оставили ослов и упряжь. Может быть, такова цена твоему золоту, а может быть — медоточивому языку.

Впрочем, у нас не было времени, чтобы обсуждать случившееся. Мы с усердием принялись нагружать осликов. Задача, которая для прибрежников выглядела столь простой, у нас заняла полдня. А далее довелось нам изведать и каково оно — быть погонщиком. После этого только и оставалось, что в сердцах сказать: «Это очень, очень трудно». Век бы мне не слышать этого.

Земля становилась все суше, лишь вдоль редких ручейков и речушек сохранялись лужайки травы вперемешку с рощицами деревьев. Некоторое время по этим зарослям мы находили воду, а затем все чаще стали попадаться отдельно стоящие деревья без малейших признаков влаги вокруг; должно быть, глубоко под землю в поисках воды уходили корни этих растений. Тем не менее благодаря опыту Яноша нам удавалось избегать опасности остаться без воды. Стараясь не уходить далеко от маршрута, мы преследовали антилоп, которые непременно приводили нас к источникам. Также мы на них охотились, съедали мясо, а из их желудков делали мехи для воды. Правда, вода в них становилась зеленой и приобретала запах, но это было не страшно. Ослики упрямились, но тащили дополнительную кладь.

Обувь наша поистрепалась, и Янош объявил, что пришла пора узнать, как предпочитают гулять боги — босиком, а обувь сохранить для более грубой почвы. Кассини поднял по этому поводу такой вой, что мы пришли к выводу: проще каждые два-три дня изготавливать ему сандалии из желудков антилоп, чем заставлять его двигаться босиком.

Наш опыт в путешествии накапливался: мы даже увлеклись соревнованием — кто добычливее. Острые наконечники стрел сменили на деревянные, тупые. Они предназначались для пухлых непуганых птиц, которых вокруг было множество. Такой наконечник надежно оглушал птицу до той поры, пока ее не найдет охотник и не свернет ей шею. К тому же такую стрелу можно было использовать многократно, если она не терялась. Мы быстро выяснили, что не рекомендуется есть плоды или ягоды, если у них сок белый, как молоко, а также поняли, что зачастую опасными бывают красные фрукты и ягоды. Также проверить плод на ядовитость можно было следующим образом: растереть его о руку; если рука воспалилась — есть нельзя. Помимо источников в земле мы отыскивали естественную воду в дуплах некоторых толстых деревьев, где копилась влага после дождей.

Боюсь, в этом месте можно подумать, что мое открытие обернулось всего лишь изнурительной битвой за выживание. Прошу прощения, я добивался вовсе не этого эффекта. Несмотря на все эти трудности, питались мы хорошо, воды было вдоволь, и никто не болел, хоть условия были далеко не стерильные.

Итак, мы шли дальше и дальше. Днем, когда солнце достигало зенита, жара была такая, что воздух, казалось, плавился и дрожал в тишине. Вокруг все было окрашено в коричневые тона, а случайные островки зелени приносили взгляду облегчение. Во все стороны простиралась степь, которая постепенно переходила в пустыню. Кроме антилоп попадались и другие животные: стаи шакалов, охотящиеся семейства грозных волков. Они долго тащились за нами, пока не поняли, что здесь не будет отставших, с которыми можно легко управиться. Встречалось и несколько разновидностей крупных кошек вроде пантер — те нянчились со своими выводками, и детеныши шаловливо наскакивали на своих мамаш. Пантеры не представляли для нас угрозы в это время года.

Однажды на рассвете мы увидали на вершине одного из утесов рыкающего черногривого льва. Вдруг рядом с ним появились два верховых наблюдателя. Один из них протянул руку в рыцарской перчатке, на которой блеснуло отраженное солнце, и погладил зверя по голове. Лев зажмурился, как ручной… и наблюдатели исчезли.

Очередной иссушающий тело и душу летний день подходил к концу. Мы оказались уже в настоящей пустыне.

Вокруг лежали только обожженные камни да пески, лишь кое-где встречался колючий кустарник. У нас было несколько компасов, и все, казалось, работали исправно, карта, которую я продолжал заполнять, хотя все меньше становилось заметных ориентиров, но мы потихоньку начали сомневаться в верности выбранного курса. Янош сказал, что, несмотря ни на что, надо двигаться строго на восток. Когда доберемся до указанной на карте горной гряды, до которой было еще достаточно далеко, тогда и определимся точно. Пока же не следовало сомневаться ни в компасах, ни в нашем здравом смысле, иначе начнем кружить по пустыне, утыкаясь в собственные следы. Мы знали, что не первые пересекаем эту пустыню, встречались следы караванов, и это успокаивало. Иногда мы шли по их следам, если они вели на восток. Но вообще редкие караваны, как можно понять, двигались здесь во всех направлениях.

Под вечер мы увидели и тех, кто оставлял следы. Далеко на горизонте показалась череда наездников. Кочевники, предположил Янош. Они сделали вид, что совсем нас не замечают, в чем мы все сильно сомневались. Пару часов спустя мы вышли на их следы, среди которых оказались отпечатки копыт не только лошадей, но и коз. Янош сказал, что вряд ли это наблюдатели. Им ни к чему перегонять с собою скот.

— Жаль, — сказал я, — если эти люди не окажутся родственниками айфора и мы не сможем воспользоваться старыми связями. Я продолжаю считать, что та женщина — Тепон — была весьма очаровательной. Несмотря на то, что подпиливала себе зубы.

Янош усмехнулся.

— Когда придет время мемуаров и ты, друг мой Амальрик, примешься описывать наше путешествие как исполненное на каждом шагу тягот и опасностей, не упоминай, пожалуйста, последнее твое заявление. Будет трудно поверить, что ты умирал от жажды и в то же время предавался похотливым мыслям. Что же касается айфора, то, когда я впервые познакомился с ними, за моей спиной было пятьдесят кавалеристов-ликантиан против их двадцати. И такой вот пропорции я всегда старался придерживаться, имея с ними дело. Все кочевники, с которыми мне приходилось сталкиваться, люди отважные. А уж если они чувствуют, что у тебя есть что-то ценное, то способны на удивительную жестокость.