Дом аптекаря - Эдриан Мэтьюс Страница 52

Гитарист снова принялся за свое, но слова Смитса до такой степени поколебали ее душевное спокойствие, что и музыка утратила недавнюю притягательность.

— Здесь не гитара, а сирена нужна, — сказала Рут. — Жожо в больнице пожелала мне отправиться в ад. Совершенно серьезно. Разговора не получилось, мы даже не поболтали. Что происходит? Что с ней такое?

— Томас Спрингер. Слышали о таком?

— Да… Кид. Это я так его называю. Мы познакомились на вечеринке. Потом он подвез меня домой.

— Она говорила и о вечеринке, и о Спрингере. Он ей нравится.

— Знаю. Между прочим, Жожо сама мне о нем рассказала.

— Она считает, что вы отобрали у нее роль. Говорит, что уже не в первый раз.

— Что? Перестаньте! — Рут в изумлении покачала головой. Когда же это был первый? Если Жожо и могла иметь кого-то в виду, то только Маартена. Невероятно! — Послушайте… Несколько лет назад я познакомила ее с парнем, за которого она собралась замуж. Собралась, но не вышла. Да, это был мой бывший… я вам про него рассказывала, он потом погиб. Но дело в том, что это она приняла его от меня, а не наоборот.

— Значит, теперь стало наоборот, — преспокойно заметил Смитс, которого ее горячность, похоже, ничуть не убедила. — А раз так, то все становится на свои места, понимаете? Вы с ней посчитались.

Рут снова вытаращилась на него:

— Скажите, где вы изучали логику? Уж не в лагере ли террористов где-нибудь в Гиндукуше?

— В групповой психологии описывается такой феномен, когда женщина тянется к мужчине потому, что точно так же тянутся к нему и другие женщины. Это стадный инстинкт. Стадная валоризация.

— Я и не отрицаю. Просто говорю вам, что это я отдала ей своего бывшего. Я свела их вместе. Никакого соперничества не было и в помине. Если о чем и можно говорить, то только о преемственности. Они были счастливы. Потом он погиб.

— И вот тогда началась депрессия.

— Я бы не сказала, что Жожо впала в депрессию. По крайней мере не в клинической форме.

— Речь не о Жожо. Я говорю о вас. Если вы так о нем заботились, его смерть, должно быть, стала для вас сильным ударом.

— Ну, — неуверенно протянула Рут, — конечно…

— Это совершенно нормально. Я имею в виду то, что у вас началась депрессия. Тем более что вы остались одна на барже. Такое преодолевается годами. Я знаю. В свое время тоже кое-что терял.

Рут застыла. Что это? Уж не ждет ли он от нее сочувствия?

— Так к чему вы завели этот разговор о депрессии?

Смитс блекло улыбнулся.

— Вы сказали, что Жожо не впала в депрессию, вот я и предположил, что, может быть, депрессия развилась у вас. С вашей стороны такое заявление прозвучало, прошу извинить, несколько бесцеремонно. Она ведь тоже его любила. Они собирались пожениться. По-моему, вы недооцениваете глубину ее чувств. — Он вытащил из кармана блокнот. — Как его имя?

— Кого?

— Вашего разбившегося приятеля.

— Маартен. Маартен Аалдерс.

Смитс записал. Он снова стал скучным, безразличным ко всему полицейским, лишь ненадолго отклонившимся от курса.

— Что касается Спрингера, — продолжала, немного оттаяв, Рут, — то я знала, что у Жожо появился новый парень. Она ведь сама мне о нем сказала. Вы еще не забыли, что мы были подругами? Были — вот ключевое слово. Но имени его Жожо не назвала, так что я и понятия не имела, кто есть кто. По крайней мере в момент знакомства. Разговорились совершенно случайно. Потом он подвез меня домой. И только тогда до меня вдруг дошло.

— Он предложил подвезти вас домой?

— Нет, это я его попросила. А что тут такого? Было холодно, поздно, и нам было по пути. Да, компаньонки или дуэньи у меня не оказалось, но на заре двадцать первого века такое случается. Я хочу сказать, что в наше время девушка может прокатиться с парнем без каких-либо последующих обязательств. Или, может быть, я совершенно неверно представляю себе нынешние предбрачные ритуалы?

Она отвернулась, пряча от Смитса лицо, чтобы тот не увидел злости в ее глазах. Кружившая неподалеку в своей сверкающей тунике Чита уловила безмолвный крик и моментально оказалась рядом.

— Все в порядке, моя сладкая?

Рут кивнула и тепло улыбнулась, как улыбаются друг другу женщины, благодаря за сочувствие и внимание.

— Вот и хорошо! Так держать!

Она отплыла, ободряюще подмигнув через плечо.

— Получается, что Жожо неверно интерпретировала ситуацию, — сказал Смитс.

— Как она могла неверно ее интерпретировать, если даже не была на вечеринке? На собрании кому-то стало плохо, и она осталась присматривать за больным.

— Там были другие ее знакомые. Ей рассказали про вас со Спрингером, может быть, что-то добавили, присочинили, представив дело так, будто вы с ним, как говорится, спелись.

— Святые розы красные! — Рут всплеснула руками. — Извините, но такую чушь даже слушать не хочется. Спелись. А вас там, случайно, не было, инспектор? Может, вы кружили где-то поблизости в «бэтмобиле»? Кто-то же должен оберегать мирно спящих жителей славного города Готам-Сити, а? Боюсь, без вас комиссару Гордону и шефу О’Харе приходится ох как несладко.

Обескураженный столь агрессивным выпадом, Смитс нахмурился, потом поднял стакан с «Чивас ригал» и, философски пожав плечами, сделал еще глоток — несчастный, одинокий сумчатый зверек, снова возвращенный в унылую клетку зоопарка.

Между тем гитарист на помосте поиграл кнопками компактного синтезатора, и из динамиков выплеснулся новый ритм, ритм изящной, плавной босановы. Подлетевшая к музыканту Чита схватила микрофон, ловко, словно собственным хвостом, взмахнула шнуром и, едва гитарист тронул струны, запела «Бесаме мучо» с не лишенным приятности и добавляющим экзотики азиатским акцентом.

Когда она закончила, Смитс высморкался, как будто простудился, разгуливая по барже, и с энтузиазмом похлопал, присоединившись к прочим присутствующим. Он даже приподнялся со стула, видимо, вознамерившись устроить овацию, но, скосив глаза сначала влево, потом вправо, опустился — других таких энтузиастов не нашлось. Аплодисменты смолкли, и Чита с белозубой улыбкой победительницы конкурса «Королева дня» вернулась к бару.

Смитс, словно вспомнив вдруг, что он здесь как бы не один, повернулся к Рут. Как ни странно, глаза его повлажнели от переживаний.

— Все в порядке? — вежливо спросила она.

Смитс кивнул и шмыгнул носом, как мальчишка после трудного школьного дня. Голос, когда он заговорил, зазвучал мягче — музыка всколыхнула в нем дремавшую нежность.

— Жаль, не знаю итальянского. — Вздох.

— Вообще-то это был испанский.

— О!

— А я иногда думаю, что лучше не понимать, — добавила Рут, чтобы смягчить удар. — Ведь для выражения эмоций достаточно одной вокальной мелодии.