Собачья работа - Галина Львовна Романова Страница 53

Не успела настоятельница переступить порог замка, как поставила всех на уши, перещеголяв в этом даже госпожу Маришу, которая при ее появлении бледной тенью смешалась с челядью. Громкий властный голос звучал, казалось, отовсюду. Настоятельница еще не одолела половины пути до комнаты девочки, а на кухне уже кипела в котлах вода, в замковой часовне горели перед статуей Богини-Матери свечи, а служанки старались как можно чаще попадаться ей на глаза. Они толпились на лестнице, выбегали из комнат, семенили по пятам. Хоть и чувствовала, что тетка Витолда не будет рада моему присутствию, я плелась следом за ним, затерявшись в суетливой толпе, где придворную даму запросто могла толкнуть локтем посудомойка. Настоятельнице это внимание льстило — она весело заговаривала с женщинами и девушками, что-то обещала: «Подумаю! Помолюсь!» — с чем-то соглашалась, от чего-то отговаривала. И все это на ходу и с непременной улыбкой на лице и в голосе.

Но стоило ей переступить порог комнаты Агнешки, как вся напускная веселость слетела с женщины, словно вуаль под порывом ветра.

— Все назад, — распорядилась она. — Сестры, сюда!

Две сопровождавшие ее монахини подошли ближе. Служанки и дамы, толкая друг дружку, поспешили убраться подальше.

Настоятельница склонилась над девочкой. Она стояла ко мне спиной, я не видела, что делает эта женщина. Какие-то пассы руками… она словно перебирала невидимые нити, что-то распутывала, а что-то обрывала резкими движениями и отбрасывала в сторону.

Агнешка вдруг застонала. Громко, протяжно, словно от боли. Княгиня Эльбета, жадно следившая за манипуляциями, подалась вперед:

— Что там?

— Тшш-ш… — хором зашипели монахини. Сходство с двумя змеями при этом было столь разительным, что я бы не удивилась, если бы у них и впрямь оказались раздвоены языки. [9]Но настоятельница снизошла до ответа:

— Чары, — коротко ответила она. — Смертельные парализующие чары. Она попала в магическую ловушку.

— Как? — Витолд выглядел сбитым с толку.

— Не знаю, кто и как ставит магические ловушки в твоих лесах, милый мой, но это факт. Она ведь твоя сестра, верно?

— Н-ну, да…

— Агнесса — урожденная Пустопольская! — кинулась в бой ее мать. — Я чиста перед богами и людьми и свято храню все брачные обеты даже сейчас. За три года вдовства я ни разу не…

Взмахом руки настоятельница заставила ее замолчать.

— Она твоя сестра, — повторила она князю. — В вас одна и та же кровь. Понимаешь?

— Это, — запнувшись, Витолд вскинул голову, глядя на распахнутые двери и столпившихся с той стороны терзаемых любопытством женщин. Настоятельница проследила за его взглядом.

— Это что еще такое? — сварливым голосом рыночной торговки завопила она, уперев руки в бока и сразу став словно бы толще. — Я же сказала — все вон! И вы обе — тоже!

Это относилось к пани Эльбете и ко мне.

— Чужие тут не нужны! — закричала настоятельница. — А не то всех прокляну! Такую порчу наведу — до седьмого колена не очиститесь!

— Дайна, выйдите, пожалуйста, — попросил Витолд. — Мне ничего не грозит, правда!

Но бегающий взгляд и дрожь в голосе говорили об обратном. Явно здесь крылась какая-то тайна.

Впрочем, с тем, кто мне платит, спорить не стоит. Я переступила порог комнаты вместе со всхлипывающей княгиней, и одна из монахинь захлопнула ее перед нашими носами. Демонстрируя скорбь и переживания, вперед протолкалась пани Бедвира и крепко обняла зарыдавшую громче мать.

В коридоре столпилось, наверное, все женское население замка, от самой княгини, плачущей на плече у вдовы Мирчо Хаша, до последней прачки. Слышались шепотки, бормотание молитв, кто-то с кем-то сердито переругивался, поминая старые обиды и грозя: «Уж теперь-то я все скажу!» Насколько было понятно, большинство женщин и девушек связывали свои надежды именно с приехавшей настоятельницей.

Рядом переминалась с ноги на ногу, теребя передник, госпожа Мариша. Я тихо толкнула ее локтем:

— Кто это?

Домоправительница кивнула на дверь:

— А ты ничего не знаешь? Хотя да, где тебе…

Получив заверения в том, что никто и никогда мне ничего не рассказывал, женщина оттащила меня в сторонку, чтобы без помех поболтать.

Настоятельница монастыря Богини-Матери оказалась младшей сестрой покойного князя Доброуша Пустополя. Они с Маришей были ровесницами и в детстве дружили так, что между девочками даже родные матери не делали различия. Тем более что Маришка сама была дочкой шляхтича, погибшего за своего господина. В награду дед Витолда пожаловал ее матери деревеньку, а саму девочку взял на воспитание.

Любана — так звали тогда княжну Пустопольскую — обожала страшные истории, всякие тайны и загадки. Девочки излазили половину чердаков и подвалов в поисках кладов и тайных уголков. И нашли на верхнем этаже одной из башен пару комнаток, где старая служанка ухаживала за старой госпожой. Старухе было под девяносто лет, она уж так давно не спускалась вниз, что все решили, будто она умерла и засохла в своем кресле. Кем приходилась эта загадочная женщина князю Доброушу и его отцу — Маришка так никогда и не узнала. Девочка перепугалась до полусмерти, когда старуха пошевелилась и обратила на незваных гостей мутный взгляд. Девчушка убежала, а ее подруга бестрепетно переступила порог.

Шум, поднятый Маришкой, заставил князя подняться на башню, где он нашел дочь сидящей у ног древней старухи и слушающей ее рассказы.

С тех пор Любана часто стала бегать на башню. Она навещала старуху до самой ее смерти, которая наступила каких-то два года спустя.

Прошло несколько лет, и в жизни брата и сестры Пустопольских появился молодой Генрих Хаш. Красивый, веселый, хоть не богатый и не родовитый, из простых рыцарей, чьи предки около столетия служили династии. Он по сути приходился им дальней родней — его родная тетка как раз и являлась бабкой пана Матиуша. Любане накануне исполнилось тринадцать лет, и отец сообщил ей, что вскоре выдаст ее замуж за Генриха, которому было уже семнадцать. Исходя из каких резонов князь обручил дочь с рыцарем, а не отдал ее руку княжичу соседнего удела — неизвестно. Сам Генрих влюбился в девочку-девушку сразу, как только увидел. Мариша даже завидовала, ибо сама вздыхала по красавцу-рыцарю. По нему многие девушки тогда сохли, а он выбрал Любану.

Однако когда дело дошло до свадьбы, Любана быстренько заявила, что между ними не может быть ничего общего. Нет, Генрих и ей нравился, но было препятствие, которое мешало счастью. Это было колдовство. Древняя неизвестная старуха (самой Любане она открыла тайну своего происхождения, но девушка поклялась молчать об этом даже под пыткой) передала ученице свои колдовские силы. А заодно и некий артефакт.

— Что? — Я, признаться, не поверила своим ушам. О чем говорила госпожа Мариша?