Сказки должны кончаться свадьбой - Юлия Стрельникова Страница 53

Мои мысли и слова не похожи на спокойный цельный рассказ, возможно потому, что и сама я мыслила тогда несколько сумбурно. Отдельные картинки, маленькие кусочки, отдельные дни. Мое будущее было ограничено одним днем, и просыпаясь утром.

Однажды я получила весточку от Алии, и тот день для меня был словно освещен солнце, потом что она была жива и полна надежд. Я показала письмо Бекке, и она тоже разделяла со мной радость. Бекка изменилась, словно оставила всю свою мелочность в довоенном времени, немного посуровела и повзрослела. Ей можно было без опаски доверить любую работу. А вот Ленда, наоборот, словно ослабела, стала пугаться каждого шороха, и хотя не утратила свой Дар, но все же ее Сила ослабела, и она рисковала вовсе потерять ее, если не возьмет себя в руки.

В другой день, я сидела рядом с Серым, метавшимся в бреду, он был ранен в живот, но все время просил пить. Я не скрываясь роняла слезы, и тот день был печален.

Здесь я упомяну только об одной битве, которая произошла так близко от замка Серых, что оставшиеся за стенами слышали звуки сражения. Хотела бы я забыть ее, но не могу. Битва - это совсем не так красиво, как в легендах. Просто человек, который мгновение назад был жив, падает замертво, и счастлив он, если может уйти без мучительной боли.

Тела, лежащие вперемешку, не снег, грязное месиво под ногами вот что открылось нам, когда мы кинулись, чтобы оказать помощь раненым и забрать тела погибших.

Эту страшную картину, сопровождало все то же ощущение нереальности, которое не покидало меня вот уже много дней. Как будто нечто в теле позаботилось о том, чтобы изжить страх, отсрочить боль. Я перевязывала, носила, помогала, отдавала указания. Мы оплачем наши потери, но чуть позже, когда придем в себя…

Холодея от отчаяния, я попыталась отвести взгляд от знакомой куртки и остатков плаща, но взгляд неизменно возвращался к ней. Мертв или…

- Крел…- прошептала я.

Он с видимым трудом усмехнулся. На уже бледнеющем лице, губы обведенные кровавой каймой пугали. Эта улыбка, потусторонняя, слабая, была даже страшнее раны, которую невозможно было не перевязать, ни зажать.

Я хотела сказать ему, все то лучшее, что забыла сказать раньше, но губы шевелились, а из горла не вырывалось ни звука. Однако он понял меня. Прижав ладони к ране, надеясь выиграть для него еще несколько вздохов, даже понимая бесполезность своих усилий, я не могла прекратить. Каждый вздох причинял ему боль. В этот раз он прошел свой путь до конца.

- Смерть - всего лишь продолжение жизни. Ты ведь знаешь это лучше других, Ирга.

Можно подумать, от этого становится легче. Слова выходили из него с хрипом, кровь мешалась с дыханием.

Он с трудом поднял руку и провел ладонью по моей щеке. Его ладонь была холодна, но жгла сильнее огня. Слезы катились по щекам и падали горячими каплями в снег, и на его грудь.

- Я и так прожил больше чем надо. Жаль у меня нет сына, чтобы отдать ему свой меч.

- Не надо говорить. Молчи.

Рана, которую я еще пыталась зажимать. все слабее пульсировала, грудь все медленнее и тише поднималась и опускалась. Почему никто не спешит на помощь?

- Все могло бы быть иначе. Все должно быть иначе. Почему, те кто дороги мне уходят так рано?

- Нет. Все правильно. Отдай мой меч своему сыну. Обещаешь?

Он нашел в себе силы улыбнуться, шепнув:

- До встречи. Надеюсь, она будет еще нескоро.

И последний раз выдохнул.

За все надо платить свою цену. За хорошее и за плохое Те, кто переступали Грань расплачивались за свое могущество душами, своими и чужими. Коррейн, за возможность быть с любимой заплатил изгнанием. Лорд за право вести свой народ, за право первым принять удар, и взвалить дополнительную тяжесть на плечо, обречен был на одиночество. Адер за жизнь детей заплатил смертью. Крел своей отданной жизнью купил еще несколько дополнительных часов или даже дней для тех, кто все еще оставался в живых. Все Серые за возможность обрести родину платили своей кровью. Мы платим не только за правильное, но и за ошибки и промахи. Они обходятся нам еще дороже.

И даже сейчас, не взирая на уже уплаченное, нам всем предстояло отдать тяжелую плату за право просто оставаться людьми. Почти непомерную, но каждый согласился на нее. Я своими руками закрыла ему глаза. И еще много ночей после просыпалась от того, что капли чужой крови срываются с моих рук в снег.

Наверняка в летописях и хрониках найдется не одно, гораздо более полное описание тех битв, в которых довелось принять участие нашему поколению. У меня нет желания возвращаться к их описанию, хотя они врезались мне в память навеки. Были те, в которых мы побеждали, и те в которых несли потери. Иногда, как подарок свыше выпадали спокойные дни, когда удавалось поспать и поесть без того, чтобы мужчины кидались к оружию или к бойницам.

В тяжелые дни все спали и ели урывками, и все, кто не держал оружия: дети, раненные, женщины и старики делали все возможное, чтобы воины могли не думать об иных проблемах. Нас держало осознание того, что мы не имеем права отступать, а наших врагов - что им тоже некуда было отступать.

Упрямство против упрямства. С севера двигались ледники, сама земля выступала против гнойной язвы, а с силой земли не могли поспорить колдуны, даже призвав всю свою мощь, ради которой они растратили свои души. Они были окружены с одной стороны Серыми, с другой - самой природой, и потому сражение с обеих сторон было куда отчаяннее, чем в любые предыдущие годы. Не ежедневная схватка-охота, но отчаянная рубка обреченных, которым некуда отступать. Твари двигались непрерывной лавиной, не понукаемые своими хозяевами, а обезумевшие от страха.

Мои прежние платья болтались мешком, и в конце концов я сменила их на штаны, и не только я одна: так и раненых таскать удобней, и бегать быстрее. В этой непрекращающейся битве мы отдавали все, что было, ничего не держа про запас, ничего не храня для себя.

И все же, несмотря на всю боль и непомерную тяжесть происходящего, в короткие мгновения отдыха я бывала почти счастлива. Почти. Особенно в те редкие дни, когда Лорд позволял себе передышку, для сна или раздумий. Такое выпадало нечасто. Лишь когда у Серого не оставалось сил более удерживать меч или сидеть на коне. У него не оставалось сил ни говорить, ни даже скрываться за своей извечной ледяной броней. Порой их не хватало даже на еду. Он устало хмурился и молчал. А чаще спал.

Это необъяснимое счастье ухаживать за дорогим тебе человеком. Я помогала ему снимать доспехи, перевязывать царапины и раны, заботилась о горячей воде, в которой Лорд мог смыть с себя грязь битв, запах чуждой крови и чужой смерти. Иногда у него и на это не хватало сил, и тогда я помогала ему. В том не было никакой непристойности - только безграничное обоюдное доверие. Я сидела рядом, когда он спал, и уговаривала поесть, когда он просыпался. А когда Гварин, размышляя, сидел в кресле глядя в огонь, видя ему лишь одному ведомое, я устраивалась на шкуре, постеленной у его ног, положив руку ему на колено. Он накрывал своей тяжелой ладонью мою, и молчание нас больше не смущало. Как мало человеку нужно для счастья. Не страсть, не слава, не власть, не любовь - лишь ощущение того, что рядом с тобой есть человек, которому ты нужен не ради выгоды, а просто потому что ты существуешь, и именно таким, каким ты есть. Не знаю можно ли назвать наши чувства любовью, но мне по-настоящему больно было забирать свою ладонь из его рук, и казалось, даже на расстоянии слышала стук его сердца.