Вектор угрозы - Виктор Ночкин Страница 53

Свисающие из окна ветки оставались неподвижными, как полагается обычному растению. Однако Яна, когда шла к выходу, жалась к стене, обойдя половину помещения, лишь бы не приближаться к окну.

Швед окинул окрестности взглядом и выбрал направление:

– Вон туда свернем, когда из поселка выйдем.

Шагали молча, говорить не хотелось. Швед на ходу тихо бормотал, что нужно держаться подальше от хороших дорог, там могут встретиться разъезды Черного Рынка. И еще зондеркоманда возрожденцев. И не исключено, что охрана Комитета сюда доберется.

– А в это время обычные бродяги боятся лишь мутантов, – вздохнул Алекс. – Я тоже хочу нормальных опасностей, надоела игра в прятки с сильными кланами.

– Мутантов тоже можешь бояться, – милостиво кивнул Швед.

Уничтоженная Лесом деревня осталась позади, по подсохшей грунтовой дороге шагалось легко и почти весело. Яна немного оправилась от пережитых страхов и принялась рассуждать:

– Вредная все же это штука – растения. То так, то этак гадость норовят сделать.

– А яблоки? – спросил Алекс.

– А в них черви бывают. Но яблоки еще ничего. А вообще растения вредные.

– То есть животные лучше, значит… Ты с горбунами встречалась?

– Ну.

– Что значит «ну»?

– Ну, видела… А знаешь, от них польза есть. Они растения топчут.

Швед шагал в нескольких шагах впереди и помалкивал. Алексу не хотелось идти молча, он снова заговорил:

– От всего есть польза… даже от растений. Все в мире взаимосвязано, и любое происшествие закономерно. Просто мы иногда не понимаем причин. Нам казалось, что наша цивилизация имеет смысл, что она… правильная, что ли. Но вот какие-то несколько лет – и ничего не осталось. Наша мораль, наши законы, заповеди Божьи… Швед, если нам встретится человек, что ты сделаешь? Спросишь, не можешь ли чем-то помочь? Или сперва убедишься, что этот встречный не хочет тебя пристрелить?

– Сперва второе, – буркнул Швед. – Мораль, заповеди и все такое прочее умерло вместе с богами. Для Имира нет морали. Нет правил, потому что он сам – правило.

– А у крайних есть бог, это Лес, – вставила Яна. – У них есть и мораль, и заповеди. «Служи Лесу, не щадя жизни», «Человек приходит и уходит, а Лес пребудет всегда», «Не лги, ибо Лесу все ведомо»… и так далее. Я сама слышала.

– Крайние… они приняли Имира, – пробурчал Швед. – Это не мораль и не заповеди, наоборот, это их отсутствие. Край – это отказ от человека в себе, капитуляция перед Лесом, перед Имиром. Вот такая штука. А отказ от себя – это хуже, чем рабство.

Швед сплюнул и чуть ускорил шаг. Оторвался от спутников на десяток шагов и снова пошел в прежнем темпе. Ему нужно было в одиночестве что-то обдумать. Алекса это не удивило, он хорошо знал привычки отшельника. А вот Яна насторожилась:

– Чего это он? Обиделся, что ли? Мы же ничего такого не сказали?

– Переживает. Не обращай внимания. Он скоро отойдет. Просто отказ от себя – для него больная тема. Он опасается, что сделал что-то не так, что Варяг сам отказался от памяти, нарочно. И не может Варягу этого простить. Видишь, мы идем за его прошлым. Швед – наш, сегодняшний – готов за память отдать все, что угодно. Он и хочет, и боится наткнуться на что-то постыдное. Но все равно идет. А крайних он недолюбливает именно за то, что они добровольно отказались от всего. От человеческой памяти, морали, достоинства. Променяли все на дары Леса.

– А-а-а… вообще-то эти, из Края, на самом деле ничего, люди как люди. Нормальные с виду. Подумаешь, от прошлого отказались!

– Так вот я к чему это все говорю, – гнул свое Алекс, – выходит, наша цивилизация была неправильной, если от нее так легко отказываются? Но до определенного момента казалось, что такое просто невозможно. Момент… этот самый момент, в который все переменилось. Почему он пришел? Я думаю, где эта точка, в которой наш привычный мир сломался? Что-то случилось…

– Стреляют, – перебила его Яна. – Слышишь?

Швед уже остановился и, склонив голову набок, вслушался в звуки перестрелки. Несколько одиночных, автоматная очередь, еще одна, опять одиночные…

– Идемте посмотрим, – бросил Швед через плечо. – Спросим, не можем ли чем-нибудь помочь. Но сперва убедимся, что нас не хотят пристрелить.

Троица свернула с грунтовой дороги и торопливо зашагала к лесополосе, из-за которой доносились выстрелы. Потом раздался кабаний рык, и Швед перешел на бег. Алекс побежал за ним. Рядом, сопя, бежала Яна.

Продравшись сквозь кустарник, густо поднявшийся на опушке, Алекс следом за Шведом вылетел на своеобразную просеку, проложенную горбунами, – на сломанных деревьях остались характерные царапины от рогов и клочья шерсти. Впереди, за деревьями, стреляли вовсю, визжал раненый зверь… Визг перемежался хриплым боевым ревом горбуна. Лесополоса осталась еще с тех времен, когда эти пустоши были полями, и не разрослась после катаклизма. Ее преодолели за минуту, тем более что кабаны оставили после себя удобный проход.

По другую сторону зарослей увидели еще одну грунтовку, на ней сейчас валялась опрокинутая повозка. Мертвая лошадь и убивший ее горбун громоздились бесформенной грудой истекающего кровью мяса. Мутант, иссеченный пулями, был еще жив, он истошно визжал и трясся в агонии, из-под мохнатой туши кровь хлестала ручьями – и свиная, и лошадиная. Другой горбун остервенело таранил рогами телегу, которая лежала на боку и почему-то никак не падала. Возницу Алекс не видел – человек находился по другую сторону опрокинутой повозки. Вернее, за повозкой прятался не один человек. Вот стихла автоматная очередь и ударил дробовик. Днище телеги было проломлено, в нем зияла громадная дыра, горбун топтался перед ней, – сквозь дыру-то и палили люди.

Еще один удар, и телега наконец перевернулась – косо завалилась на рассыпанную поклажу. Горбун, победоносно хрюкнув, прыгнул на нее, увяз всеми четырьмя копытами в проломе и зарычал, тряся тяжелой башкой. Теперь стали видны владельцы уничтоженной телеги – женщина и, похоже, подросток, мальчишка. Автомат был у женщины, и она навела ствол на зверя…

Сквозь кабаний рев Алекс расслышал сухой металлический щелчок – в «калаше» пустой магазин, а дробовик только что разрядился… Алекс остановился, прицелился в кабанью тушу, отчетливо прорисовывающуюся на фоне чистого голубого неба, и открыл огонь. Швед тоже бил по кабану, не жалея патронов. Только в отличие от Алекса, засадившего длинную очередь, Швед стрелял короткими и явно целился получше. Пули, выпущенные Алексом, впились в кабаний зад, но зверь, похоже, не обратил внимания на эти раны. Зато Швед подрубил кабанью ногу, увязшую в пробитом днище телеги. Конечность подломилась под весом здоровенной туши, мутант присел и взревел с новой силой. Но прыгнуть на обезоруженных людей горбун уже не смог.