Санкция на жизнь - Сергей Палий Страница 53

Выстрелы почти не были слышны в ставшей разреженной атмосфере ангара. Стас лишь заметил, как ярко-желтый венчик на миг раскрылся возле ствола одного из неказистых на вид пулеметов десантников.

Крошечный цветочек смерти с тончайшими огненными лепестками…

Пули отшвырнули Гарсию, как тряпичную куклу.

Неистовый бросок Уиндела так и не достиг цели. Ученый пролетел сквозь пустое место и упал на пол. Он проехал метра два, оставляя кровавые разводы, и врезался в стену.

Сил подняться уже не осталось.

Да и не стоило – ведь противник был повержен…

* * *

Когда Стас осторожно спросил Жаквина, что произошло, почему он так хотел убить пацана, с которым их просто-напросто стравили, тот так и не смог ответить.

Каюта была тесной и слабоосвещенной. Нужный, отвыкший от обычной, «земной» силы тяжести, то и дело ворочался на койке, потягивался, хрустел суставами, морщился от ломоты в костях – в общем, что называется, не находил себе места.

Ученый же будто не замечал никакой перемены в гравитации.

Он понуро сидел перед Стасом с перевязанной рукой и многочисленными порезами, замазанными медклеем ультрамаринового цвета. Бледный, растерянный, вовсе непохожий на человека, который недавно готов был душить жертву этими костлявыми пальцами, знавшими раньше только клавиши компьютера и сенсоры научных приборов. В этот момент ему бы как нельзя лучше подошли старомодная шляпа, длиннополый плащ и зонтик. Ведь именно таким он запомнился Стасу, когда они впервые встретились, по разные стороны входной двери уютной квартирки. В центре гостеприимной Москвы.

Как давно это было… Целую жизнь назад.

Жаквин не знал, как истолковать свою безумную вспышку ярости.

Он молчал.

Обычный инстинкт самосохранения не объяснял такого резкого сдвига в психике астронома. Состояние аффекта? Возможно… Да только Нужный навсегда запечатлел в памяти глаза Уиндела в тот момент, когда ученый бросился на Гарсию.

В этих глазах был не страх за собственную жизнь.

Напротив.

В них горело желание убивать. Уничтожать физически…

Словно неожиданно сорвали где-то внутри предохранительную скобу и в кровь хлынул поток тьмы, таившейся до этого в закрытой кладовой души.

Будто кто-то выставил с петель дверь и обнаружил в чулане, который считался пустым, своего брата-близнеца.

Такого же злого и коварного, как он сам.

Одичавшего в своем бесконечном одиночестве.

Солнечная система X. Траверз орбиты Сатурна

Прошлое часто оказывается для человека гораздо важнее и привлекательнее настоящего. Этому есть довольно простое объяснение: текущий момент нельзя переживать снова и снова до тех пор, пока он не станет минувшим. И только лишь на первый взгляд кажется, что это происходит мгновенно.

Отнюдь.

Чтобы настоящее стало прошлым – необходимо время.

Стас вспоминал последнюю свою жену – Лену. Миниатюрную брюнетку, которая отлично готовит стейк-рибай. Он пытался мысленно представить черты ее лица, но образ размывался, так и не обретая четкости. А ведь она идеально подходила ему по взаимному допуску 7-Л.

Казалось бы – чего тут сложного: вспомнить, как выглядит человек? Ан нет. Память коварная штуковина. Она навязывает свои правила, как только ты вздумаешь поиграть с ней. То она избирательна и привередлива, как чопорный эстет-коллекционер, то – расточительна и неразборчива, словно пьяный плебс.

Память – это рак души.

Врожденная наследственная опухоль. Сначала она доброкачественная, совершенно не мешающая жить и радоваться окружающему миру. Но с годами память меняет свойства: все больше и больше ее клеток мутируют и превращаются в раковые. Становятся чужеродными. Организм иногда пытается отторгнуть ужасную оскомину, но тщетно. Ведь это его неотъемлемая часть, такое же естество, как остальные органы и ткани.

А вдобавок – память вырабатывает один жизненно важный гормон, без которого мы пока не научились существовать.

Имя ему – совесть…

Нужный глядел на вакуум, океан которого распростерся в каких– нибудь полутора метрах от него, за тройной прозрачной переборкой. Он снова и снова старался воскресить образ черноволосой Лены.

И раз за разом перед глазами возникало лицо Веры.

Женщины, совсем не подходящей ему по пресловутой «семерке Л». Ворвавшейся в его жизнь без всяких санкций и разрешений…

Вакуум беззвучно скребся в стекло своими мерзлыми когтями, стараясь достать до человека и прикоснуться к сердцу.

Искалеченная звездной дробью тьма плыла рядом.

Сатурн замер вдалеке светлым пятнышком неправильной формы. Он явственно различался на фоне однообразно-узорчатого фейерверка далеких светил, но четко разглядеть кольца не позволяло слишком большое расстояние – фрегат пересекал орбиту в нескольких световых минутах от самой планеты. При желании, конечно, можно было воспользоваться простенькой оптикой или вывести изображение на растровую пленку возле общего терминала, но такая картинка была бы фальшивкой.

Как ни странно это звучит – космос прекрасен, когда он живой.

Космос очень похож на память. Такой же манящий и страшный…

Стас с силой потер лицо ладонями и, резко развернувшись, отошел от иллюминатора.

Перед глазами поплыли радужные пятна. Мир на миг покачнулся, и ему пришлось ухватиться за столешницу, чтобы не потерять равновесия. Все-таки «Харон-зеро» основательно подорвал нервную систему за прошедшие полгода, да и физически организм восстанавливался чрезвычайно медленно. Периодически мутило и поташнивало, мозоли на ногах заживали неохотно, несмотря на тщательную медицинскую обработку. Суставы и мышцы постоянно ныли…

Из ангара на Хароне их с Уинделом вытащили еле живыми. Покалеченный транспортный челнок взорвался через пару минут после того, как десантники СКО покинули помещение. Уже на боевом катере, стартующем с космодрома, Стас ощутил, как содрогнулся под ним пол. Находясь в полузабытьи, он было решил, что это галлюцинации, и, только глянув в иллюминатор, понял: ошибся.

Весь распределительный пункт «взлетел на воздух», если, конечно, выразиться грубо и употребить такое выражение по отношению к безвоздушной поверхности Харона.

На фоне бледных скал и черного неба стремительно вздымался огненный столб высотой с приличную сопку. Оранжево-синие фонтаны метана взметнулись вверх, словно новорожденные гейзеры, увлекая за собой машины, людей, аппаратуру, распыляя в пространстве тонны полудрагоценной породы.

В мертвом харонском безмолвии этот взрыв выглядел каким-то чудовищным недоразумением…