Проклятье хаоса - Роберт Энтони Сальваторе Страница 53

– Надо убираться отсюда, – предложил Айвэн.

В первый раз за это время лицо Вайсеро Билаго посветлело. Он пошарил под своим тяжелым плащом и, достав флягу, протянул ее Кэддерли.

А тем временем у Пайкела возникла своя идея. Он щелкнул короткими пальчиками и сдернул со спины брата его тяжелый топор.

Кэддерли, заинтересованный подношением Билаго, не обратил никакого внимания на последовавшую перепалку дворфов.

– Активированное масло, – возбужденно говорил алхимик. – Я собирался приготовить тебе еще один патронташ взрывных дротиков, но тут Тобикус… – Он замолчал, подавленный болезненными воспоминаниями.

Затем его лицо вновь прояснилось, и он сунул фляжку в руки Кэддерли.

– У меня была еще одна, – объяснил он. – Может, ты видел вспышку. Я замышлял взорвать и эту как раз перед тем, как Айвэн поймал меня, но времени не было.

Теперь Кэддерли понял, что это за огненный шар поднялся на востоке, и мрачно – очень мрачно! – принял подарок алхимика.

– Эй! – вскрикнул Айвэн, привлекая всеобщее внимание.

Пайкел победил в споре, пихнув Айвэна с такой силой, что тот повис на ветке, цепляясь за нее кончиками пальцев. Только это одно и спасло его от падения в самую гущу волчьей стаи. Прежде чем рыжебородый дворф сумел вскарабкаться обратно или выразить протест, Пайкел воспользовался топором брата, чтобы отколоть небольшую щепку. И когда Айвэн восстановил равновесие, Пайкел спокойно протянул ему топор, и Айвэн поспешно выхватил его, изумленно глядя на брата.

Хотя он едва ли был удивлен больше, чем Кэддерли. Юноша ясно, как никто другой, даже Айвэн, понял, кем стал Пайкел, чем обернулась его любовь к цветам и деревьям; и серьезность поступка Пайкела, тот факт, что предполагаемый друид поднял оружие на живое дерево, не ушел от внимания юного жреца. Кэддерли обогнул Айвэна, который, надо сказать, с большой охотой отодвинулся от своего непредсказуемого братца, и приблизился к Пайкелу, обнаружив, что зеленобородый дворф бормочет – нет, напевает – что-то себе под нос, сжимая в кулаке маленький нож.

Прежде чем Кэддерли успел задать хоть какой-нибудь вопрос, – а он не хотел перебивать Пайкела, – дворф полоснул ножиком по своей ладони.

Кэддерли схватил дворфа за запястье и повернул его к себе лицом. Пайкел улыбнулся и кивнул, указывая Кэддерли на порез и на рану, которую он нанес дереву.

Кэддерли начал понимать что-то, когда одна-единственная капля крови Пайкела сорвалась с его руки и упала на шершавый ствол рядом с небольшой зарубкой на дереве. Кровь мгновенно скатилась в трещину и исчезла из виду.

Пайкел запел снова, и Кэддерли последовал его примеру, пытаясь найти в Песни Денира энергию, которая прибавилась бы к усилиям дворфа.

Кровь продолжала течь из ранки Пайкела, и каждая капля безошибочно находила свой путь к сердцу дерева. Из зарубки поднялось тепло, неся с собой запах весны.

Кэддерли отыскал в потоке Песни священную мелодию, подходящую к данной ситуации, и последовал за ней всей своей душой, не зная, что случится дальше, не зная, чему именно дал толчок Пайкел.

Он пел, закрыв глаза, не обращая внимания на непрерывное рычание и вой волков, не обращая внимания на изумленное оханье своих друзей.

Открыл глаза юноша, когда сук под ним приподнялся, будто ожил. Дерево расцвело вовсю, на каждой ветке покачивались огромные яблоки. Одно уже было в руке Айвэна, и он откусил сразу половину.

Вид у дворфа, однако, был кислый, и вовсе не из-за вкуса.

– Думаешь, я ем, чтобы потолстеть, чтобы из меня получилась волчья еда повкуснее? – совершенно серьезно спросил он и запустил увесистым огрызком в нос ближайшего волка.

Пайкел визжал от удовольствия; Кэддерли с трудом мог поверить в то, что сделали они с Пайкелом. «А что они сделали?» – удивлялся молодой жрец, поскольку не видел никакой пользы от преждевременно расцветшего дерева. Яблоками, конечно, можно швырять в волков, но вряд ли это поможет отогнать стаю.

Дерево качнулось снова, словно вздыхая, потом снова, и еще раз, и еще, а затем, к удивлению всех сидящих на нем, кроме, естественно, Пайкела, яблоня ожила, ожила не как растение, а как разумное подвижное существо!

Ветки приподнялись и взмахнули, обрушив страшной силы град яблок на волчью стаю. Хуже того – для волков, конечно, – нижние сучья потянулись, колошматя зверей, ломая им лапы или расшвыривая по сторонам. Билаго чуть не свалился с дерева, после чего упал животом на свою ветку и отчаянно обвил ее руками. А вот Айвэн пересчитал все сучья до самой земли, но сразу же вскочил с топором наготове, ожидая, что дюжина волков сейчас прыгнет на него, норовя разорвать глотку.

Шейли мгновенно оказалась рядом с ним, но дворф не нуждался в защите. Волки были слишком заняты, пытаясь увернуться и сбежать. Секунду спустя Пайкел, Кэддерли и, наконец, Билаго (спустившийся только потому, что все-таки не удержался на шаткой ветке) стояли около Айвэна. Несколько из ближайших волков попытались все же начать нерешительную атаку на группку, но пятеро друзей были хорошо вооружены и умели сражаться, так что они легко справились с остатками рассеянной стаи.

Вскоре все закончилось, несколько волков лежали мертвыми на земле, все прочие скрылись из виду. А дерево вновь стало просто деревом.

– Твоя магия выиграла для нас время и пространство, – поздравила Шейли Кэддерли.

Юноша кивнул, но затем взглянул на Пайкела, зеленобородого «ду-ида», ухмыляющегося от уха до уха. Кэддерли не знал, какую роль сыграла в этом оживлении его работа, а какую – Пайкела, но сейчас было не время исследовать эту загадку.

– Если они вернутся, используй фляжку, – предложил Билаго, направляясь к Кэддерли.

Кэддерли секунду рассматривал худенького алхимика и сообразил, что Билаго не вооружен.

– Используй ее сам, – сказал он, – но только если это будет действительно необходимо. Мы вынуждены путешествовать в темноте, друг мой, и я подозреваю, что нам понадобится любое оружие, какое только мы сможем найти.

Билаго закивал, соглашаясь, хотя и не знал, не мог знать глубины той тьмы, о которой говорил Кэддерли.

Так получилось, что им не потребовалась фляга Билаго той ночью, да и какое-то другое оружие тоже. Шейли немедленно повела всех в путь обратно на запад, к сосновому бору, где они и провели оставшиеся ночные часы – пять друзей и Персиваль, зорко несущий свою вахту на верхних ветвях.

Кэддерли мог лишь предполагать, что они серьезно ранили Руфо, поскольку вампир не нашел их. С одной стороны, это, конечно, хорошо, но молодой жрец не мог отделаться от мысли, что если Кьеркан Руфо не с ними, он может быть с Даникой.

Кэддерли не спал почти до самого рассвета, и лишь на исходе ночи усталость, наконец, одолела его.

Цоканье Персиваля объявило о наступлении нового утра и пробудило несчастного Кэддерли от неспокойного сна, полного кошмаров. Однако, открыв глаза навстречу яркому рассвету, юноша мало что помнил из этих жутких видений, ибо они принадлежали лишь мраку ночи.