Охотник за смертью. Война - Саймон Грин Страница 54

И Джулиан следовал за Финли повсюду, куда заносили того задания, гордился тем, что был его спутником, и надеялся, может быть, что толика храбрости и уверенности этого человека передастся ему. Он гордился тем, что вместе они были хорошей командой. Только он не мог точно сказать, как он относится к Евангелине Шрек. С одной стороны, Финли любил ее всем сердцем – значит она замечательная и достойная женщина. С другой стороны, Джулиану иногда бывало стыдно за свою ревность, что она находится так близко к Финли, как ему и надеяться не приходилось. Что ж, такова любовь.

Своего опыта любви у Джулиана было немного, да и тот по большей части был горьким. Единственной настоящей любовью в его жизни была Би-Би Ходзира – темноволосая красавица, покорившая его сердце и предавшая его мнемотехникам, когда он ей поведал, что он тайный Подпольщик. Она сердцем и душой принадлежала Блю Блоку – тайной организации молодых аристократов, которые готовили заговор свержения Лайонстон с Железного Престола и ни на какой другой заговор отвлекаться не собирались. Иногда он еще мечтал о ней – с угольно-черными глазами и улыбкой, против которой невозможно устоять; и как он все бросит, только чтобы она снова его любила, и так будет всегда. А иногда он мечтал отдать все что у него есть или только будет, чтобы положить ладони ей на горло и медленно выдавливать из нее жизнь. Когда боль становилась по-настоящему сильной и казалось, что никогда не кончится долгая ночь, эта мысль давала ему силы держаться.

Втайне он боялся, что когда-нибудь Подполье, руководствуясь практической необходимостью, заключит союз с Блю Блоком. Такое вполне может быть. И тогда он не знал, как он поступит. Неужели он поставит под угрозу Восстание, которому отдал свою жизнь и честь, чтобы убить предавшую его женщину? И когда он об этом думал, на его губах возникала холодная и страшная улыбка. Да. Без колебаний.

Сейчас он эту мысль отбросил и заскрипел зубами от головной боли. Никто не должен знать. У него есть здесь задание, и он его выполнит. Какая-то гордость у него все же оставалась. Финли надеялся, что Джулиан свою работу выполнит, и он скорее умрет, чем подведет Кэмпбелла.

Он заставил себя прислушаться к разговору. Говорил Джиль. И это говорил настоящий воин. В этом человеке не было места сомнению или слабости. Он был Дезсталкер, воин из легенды старого времени, когда и люди, и дела были покрупнее теперешних. Такой человек скорее сломается, чем согнется, и скорее погибнет, чем сломается. А кому под силу убить легенду?

Джиль еще говорил, но Финли и Евангелина уже не слушали. Старик говорил все правильно, но длинновато. Они сидели вдвоем перед экраном, держа друг друга за руки, потому что им нечего было друг другу сказать. Оказалось, что постоянно находиться в обществе друг друга – это несколько трудно. Они привыкли встречаться урывками и жить от встречи к встрече, потому что никогда не знали, когда смогут увидеться вновь. Теперь же они были в одной команде и были вместе день за днем, и это оказалось не так просто. Выявились мелкие раздражающие привычки, мелочи, снижавшие созданный каждым из них идеальный образ другого. И все же их любовь хотя и покачнулась, но не разбилась. И если с ежедневными мелочами и бывали затруднения, они были ничтожны по сравнению с пламенем, сплавлявшим их в единую личность.

Джиль наконец заметил, что его никто не слушает, буркнул и замолчал. Вытащив меч, он положил его себе на колени и стал протирать лезвие клочком ветоши, висящим у него на поясе. Медленные и уверенные движения его успокаивали. Так бывало всегда. Само задание он считал потерей своего драгоценного времени и умения. Он боец, а не шпион. Но даже он не мог отрицать ценности той информации, что была в голове у Харкера, и потому неохотно согласился на просьбу Подполья присоединиться к этой экспедиции. Все прочие ветераны Лабиринта были нужны где-нибудь еще, а больше никому нельзя было доверить защиту экспедиции от неожиданных опасностей. Кроме того, он должен был доказать свою ценность для дела Восстания. Быть живой легендой – это отлично, но то, что ты был когда-то сильным, не значило, что ты и сейчас потянешь свою ношу. В Подполье доверие легко не завоевывалось, и Джиль это знал. А в глубине души, куда он сам избегал заглядывать, Джиль не мог не спрашивать себя, действительно ли он таков, каким себя помнит. Он долго пробыл в стазисе, и Вселенная вокруг не стояла на месте. И еще он не очень доверял изменениям, которые сделал в нем Лабиринт. Он не знал их пределов и не знал, не стал ли он от них зависеть. На этом задании он сможет проверить свои силы и умение, пока еще не начались настоящие битвы Восстания. В своей храбрости и решимости он не сомневался. В конце концов он был Дезсталкером. Но хорошо бы подтвердить это в жару и ярости боя.

Джилю всегда лучше всего бывало на поле боя, где сложные вопросы политики и лояльности решались простым выбором между жизнью и смертью. Цель может измениться, идеал – проржаветь, люди – предать, вера, любовь и дружба – изменить, но в бою есть только победитель и побежденный, и за это Джиль любил бой.

Тоби заерзал в кресле. Ему не терпелось вновь оказаться на твердой земле. Каждый знал, что посадка – это самый опасный и неверный шаг во всем задании. Теоретически было известно, что наведенный хэйденами камуфляж должен спрятать корабль от оборонительных спутников Хацелдамы, но если он откажет хоть на миг, сработают защитные системы планеты, и весь экипаж – покойники. «Теоретически? – спросил Тоби, когда ему это объяснили. – Что значит теоретически?» Инструктор улыбнулся и ответил: «Вот вы как раз это устройство и испытаете». Ответ Тоби был совершенно не по существу.

Так будто этого было мало, на Мир Шеннона был наложен карантин и за ним постоянно надзирал находящийся на орбите имперский крейсер с приказом открывать огонь по любому садящемуся или взлетающему без разрешения кораблю. Мятежники надеялись, что у них есть способ это обойти.

– Всем пристегнуться! – скомандовал Финли. – Если все по графику, то сейчас должно начаться самое интересное.

Все пристегнулись ремнями к креслам и впились глазами в экран. Мгновение тянулось бесконечно, но ничего не происходило. Имперский крейсер болтался на орбите неподалеку, огромный, страшный, ощетинившийся орудийными башнями. Корабль мятежников был для него пока в мертвой зоне. И тут из гиперпространства прямо над крейсером вынырнул золотой корабль хэйденов. Неоглядный и величественный, он был рядом с крейсером, как кит рядом с пескарем. Корабль открыл огонь из всех орудий, и силовой щит крейсера затрещал и заплевался огнем, почти на грани перегрузки. Тут корабль хэйденов повернулся и грациозно отбыл, а крейсер устремился за ним с мрачной решимостью не отдать Мир Шеннона древним Врагам Человечества. И пока крейсер рванулся в погоню за хэйденами, переоборудованный грузовик беззвучно сошел с орбиты и направился вниз на Хацелдаму, Арену Смерти, к тем ужасам, что ждали его на поверхности.

Долгие секунды все было тихо и спокойно, и повстанцы начали успокаиваться. Но тут они вошли в атмосферу, и наземные средства обороны открыли по ним огонь, колотя по слабеньким щитам корабля. Дезинтеграторные пушки установили постоянный барраж, тряся грузовик, как собака трясет крысу. Финли ругался по – черному, тыкая пальцами в панели управления и пытаясь вывести маскировочное устройство на максимум, сам мотаясь в подвеске, как поплавок в бурю. Грузовик швыряло, как мяч, а смертоносная энергия гудела и трещала возле его щитов, выискивая слабые места. Повстанцы вцепились в стропы подвески, а Финли навис над приборной панелью, пытаясь управлять спуском. С яркой вспышкой погас свет, сменившись тусклым красным горением аварийных ламп.