Конец легенды - Денис Ватутин Страница 54

В дымной кисее, с другого конца площади, возвышались прилепленные друг к другу старинные дома этажей по пять-шесть в высоту. И пара газетных киосков с пустыми выгоревшими окошками.

Рядом с цепью траншей стоял странный предупреждающий знак [37]:

Греческая буква «пси» – к чему это?

– Я вообще не так давно тут, – начал я, аккуратно подбирая слова. – И почти сразу под бомбежку…

– Так ты с Таманской дивизии, что ль? – всплеснул руками боец. – Из резерва?

– Я из разведки, – сказал я, пытаясь не отклоняться далеко от истины.

– СМЕРШ? [38]– прищурившись вновь, спросил боец.

– Да, – кивнул я уверенно, – вас не предупреждали?

– Говорили, что ваши тут появятся. – Боец достал кисет и стал скручивать папиросу. – Что, секретная операция?

– Только болтать об этом не стоит, – произнес я, медленно приходя в себя.

– Да какой там, к ядреной фене, болтать, – сплюнул он на дно траншеи. – Если Селиванов с третьим танковым корпусом не подойдет, медным тазом ваша операция накроется: тут такое творится…

– Вот и доложите, что тут происходит. – Я вошел в роль.

– Да что тут, братишка, происходит… – Тот тяжело вздохнул. – Я тебе расскажу… У всех бойцов по четыре, по пять перерождений – такой вот коленкор… Да… Фрицы лезут… Лезли, точнее, недели две как. Потом притихли – тараканы со всех щелей поперли… Фрицам, само собой, не до нас стало сразу – их-то тоже прижало, тараканы-то всех норовят… Вот… А из-за этих тараканов по ночам из канализации мертвяки полезли – они же дохлых тараканов-то жрут, да и на живых людей иногда кидаются, а ты говоришь… Секретная операция… Баторин две батареи потерял, в четверг это было – тараканье на него полезло, как на повидло, прости господи… Там три человека уцелело – где остальные возродились, неизвестно… А тут сегодня сам видел – фрицы «лапотников» присылали: видать, у них тараканье схлынуло. Сам понимаешь – теперь жарко нам будет. Сам посуди: фрицы, трупаки и тараканы… И это не считая этих… ну… мороков… сам понимаешь… Так что вся ваша секретная операция запросто накроется медным тазом, понимаешь? Без селивановских «тридцать четвертых» нам полный аллес капут… Вот ты говоришь, докладывай, я тебе и докладываю, как есть… Как звать-то тебя хоть?

– Денисом, – ответил я почти на автомате.

– Денисов? – переспросил тот. – А звание какое?

– Майор, – ответил я рассеянно.

В голове у меня царил глубокий хаос – я с ужасом и неким трепетом слушал этого человека, гадая: из какого кошмарного видения его занесло ко мне в голову… Да… Я слышал про марсианских тараканов, даже видел пару раз, но вот таких солдат, будто сошедших с исторических иллюстраций… Или вот такого танка с самолетами… То ли это большой сумасшедший дом, то ли… Опять мои сны… видения… И я сам в них теперь живу… С другой стороны… Мертвая Гора… легенды… Духи… Глюки-мороки… Каменный склеп и провал в памяти… От пирамиды до готического собора…

– Товарищ майор, – прервал меня новый знакомый, приложив к меховой шапке правую ладонь. – Сержант Неризенко, четвертая рота сто девяносто первого стрелкового полка… Балтийцы мы…

– Спасибо, товарищи, за оперативную информацию, – сказал я как можно более уверенно. – Главный у вас кто?

– Главный? – Неризенко сощурился. – Доктор у нас есть, правда, не из нашей роты…

– Можете меня к нему отвести? – спросил я, глядя на небо и пытаясь отыскать источник довольно яркого и рассеянного освещения.

– Отчего ж не отвести, – пожал плечами сержант. – Мы теперь в одной лодке, сам понимаешь… За мной, бойцы…

Он кивнул товарищам и, старательно втоптав в глину окурок носком сапога, развернулся ко мне спиной…

– Я вас прекрасно понимаю, молодой человек, ох, простите, товарищ майор. – Седоватый пожилой мужчина поправил очки и раздосадованно пошевелил пегой бородой. – Но чем вам помочь, я, ей-богу, не знаю… Здесь все задают похожие вопросы…

Этот странный человек действительно напоминал «доброго доктора» из детских сказок: одет он был в белый медицинский халат, на шее висел стетоскоп, над которым торчали бородка клинышком и аккуратно постриженные усы. На мясистом загоревшем носу сидели очки в толстой роговой оправе, а сверху блестела в тусклом свете керосиновой лампы лысина… Никак он не вписывался в образ командира балтийского полка…

Словно прочитав мои мысли, он заговорил:

– Я не понимаю, почему эти военные выбрали меня у них главным, но, как ни странно, мы с ними сработались… Да… – Он пожевал губами. – Почему тут воскресают убитые, я и сам не понимаю – какая-то мистика… Картографию данной местности представляю себе весьма слабо, да и немцы, я думаю, тоже: нам доводилось брать пленных… Э-э-э, как это называется? «Языка»! Да, вспомнил… Так вот они рассказывают примерно то же самое, что и мы сами видим. Возникают иногда подкрепления, иногда – наоборот, исчезают целые дивизии. Не до изучения местности, скажу я вам… Да… Город тянется далеко, километров на сорок: там у немцев штаб где-то… Говорят, что дальше джунгли, но немцы рассказывали, что за ними опять какие-то дома и улицы, хотя там никого не видели, кроме мертвецов и тараканов… Летчики рассказывают, что выше полутора-двух километров самолеты не поднимаются: сопротивление воздуха резко возрастает, нагревается корпус, скорость падает до критических отметок… Да… Флора с фауной тоже необычная: мертвецов даже не знаю к чему причислить… Враги они, конечно, не самые опасные, но когда их много… Неприятно, знаете ли… Некоторые солдаты их «кадаврами» называют… Тараканы очень быстро двигаются, шипы у них острые, да и челюсти… Вот такие. – Он развел ладони в воздухе. – Есть и другие насекомые, поменьше… Крысы очень большие… Грифы бывают, люди какие-то странные – в перьях, с голубой кожей, вараны, своры собак, огроменные такие, Золотые Шары… всего и не перечислить… Две недели назад наши разведчики видели странно одетых людей, которые сражались на мечах. По описаниям я понял, что это были настоящие средневековые рыцари и японские самураи… Я даже не поверил сперва… Да… Я здесь уже четыре месяца, если хронометр не врет, – темного времени суток не бывает тут… Все это, конечно, напоминает гигантский кошмарный сон, я сам это понимаю, но люди привыкают быстро. Среднее время до исчезновений – от месяца до полутора лет, – не знаю, с чем это связано. Я пытаюсь вести исследования, но сами понимаете, до этого редко руки доходят…

Он вздохнул, а я продолжал сидеть на колченогом табурете и молчать, стиснув виски руками. Выяснилось, что тут пригодный для дыхания воздух, поэтому шлем я в помещениях снимал и кислорода не использовал, да и осталось-то его часа на два максимум.