Хозяин тумана - Томас Барнс Страница 54

Таррейтал снова достиг потерянной власти, но за это должен был отказаться от самого себя, и был заключен в темницу собственного сознания. Время обратилось для него в мнимую величину, в некое подобие серого шара, словно вращавшегося на одном месте и все же не сдвигавшегося ни на волос.

Память Обитающего-в-Тумане уже не напоминала ему, что некогда и он был человеком, что в те давние времена жил, думал и чувствовал, как и все остальные. Никто не сказал бы теперь, глядя на зловещую фигуру повелителя болот, что когда-то и на его открытом лице отражались радость и грусть, что и его сознание наполнялось тревогами и надеждами.

Вингмохавишну и сам уже не помнил, что за свою долгую человеческую жизнь успел несколько раз полностью поменять почти все. Не однажды он менял свою внешность, свою веру и своих друзей, пока окончательно не поломал свою жизнь и не стал Хозяином Тумана. С тех пор зимой и летом бывший принц выплывал на поиски своих жертв, подчиняя их волю и навеки завладевая их рассудками.

Даже слабый, неясный свет луны и мерцание звезд, пробивавшееся сквозь плотный полог туманов, уже многие столетия раздражал его. Когда-то он прекрасно разбирался в звездных письменных и мог проводить долгие часы в своей личной обсерватории, без труда ориентируясь в сложной галактической партитуре.

Все это осталось в прошлом. На протяжении долгих лет он не мог ничего разобрать, кроме теплокровной добычи, и небесная вязь сливалась перед его невидящим взором в один мутные поток.

Очертания, форма и цвет неодушевленных предметов не имели для него никакого значения. Он ощущал только ментальные излучения, только внутренний ритм окружающей природы. Бросая беглый взгляд на кустарник или болотный кипарис, сразу представлял себе его внутреннюю жизнь, протекающую от самых корневых отростков, уходящих глубоко в землю, до листьев обдуваемой ветрами верхушки.

На бескрайних просторах Пайлуда не было ни одного дерева или куста, которое он не исследовал бы своими импульсами. Своеобразие и неповторимость внутренних ритмов каждого растения прочно сохранялось в его чудовищной памяти, и он держал их в своем распоряжении так отчетливо, словно это были слова человеческого языка.

Растительная жизнь была понятна ему, хотя и не очень интересовала. Единственное, что его по-настоящему возбуждало, что он прекрасно различал на огромных расстояниях — своеобразное телепатическое тепло, излучаемое сознанием каждого живого существа. Причем чем сложнее оказывался разум будущей жертвы, тем сильнее исходили от него импульсы, и тем очевиднее чувствовал их Обитающий-в-Тумане.

Стоило повелителю Пайлуда только покинуть свое логово, расположенное в недрах небольшого холма, сплошь усеянного побелевшими человеческими костями, и почувствовать близость людей, как его узкие ноздри, покрытые слоем плесени, начинали взволнованно раздуваться.

От внезапного волнения он порой даже не мог сразу установить, откуда исходил сильнейший телепатический импульс. Хотя тут же ловил его и больше уже не упускал.

Над болотом стояло полное безветрие. Деревья стояли недвижимы. Ни одно движение плотного воздуха не шевелило набрякшие влажные листья.

Для Обитающего-в-Тумане это ничего не значило, он прекрасно почувствовал все и так. Словно от порыва ветерка, скользящего над зеркальной гладью протоки и несущего с собой далекие ароматы, он уловил сильные ментальные сигналы, исходящие с края темной глубокой лагуны, лежащей неподалеку.

Такой лакомой добычи в его краях не встречалось уже давно! Обитающий-в-Тумане понял это сразу и уже через мгновение направил свой черный баркас к протоке. Именно там вскоре его ожидало пиршество.

Судно миновало крутой изгиб, вырулило из-за поворота и его глазам предстал лагерь, разбитый на берегу небольшой речушки.

Несколько шатров, погруженных во тьму ночи, не могли скрыть от него тела спящих людей. Пара десятков спящих мужчин не представляла для него особенного интереса. Их волю можно было быстро сломить, и уже через мгновение охотники послушно побрели бы к баркасу.

Но тупые мужчины не особенно интересовали его. Только молодые девушки обещали стать достойной добычей. Обитающий-в-Тумане уже чувствовал, какое пиршество его ждет, какую сладостную оргию он закатит, когда уведет красоток в свое логово…

Маар Шестипалый, вождь небольшого иннейского племени нууку, внезапно проснулся среди ночи. Его разбудило непонятное тревожное чувство, словно кто-то с силой толкнул в правое плечо.

Он пробудился и даже вскрикнул от неожиданности. Но рядом никого не было, это он понял точно уже через несколько секунд. Не поднимая век и не пробуждаясь до конца, вождь едва слышно, протяжно застонал и сквозь пелену мутной дремоты попытался понять, что это вдруг его так встряхнуло во сне.

Сделать это было нелегко…

Сначала правая рука скользнула под ворсистое, колючее покрывало. Все шесть пальцев, забравшись внутрь, тщательно ощупали и погладили смуглый мускулистый живот, на котором, несмотря на солидный возраст, все еще не было заметно ни капельки жира.

Перед тем, как улечься спать в своем шатре, вождь довольно плотно пожрал. Он недурно закусил, расправившись с отменным куском молодого грокона, поджаренного на угольях. Ломоть горячего мяса не уступал по размерам голове взрослого мужчины, и вождю пришлось немало потрудиться острыми зубами, чтобы этот огромный шмат перекочевал в его живот.

Поэтому сперва Шестипалый и подумал, что именно в обильном ужине, да еще законченном перед сном, и кроется причина непонятного резкого пробуждения.

Жирное мясо грокона, этой лесной гигантской свиньи — очень вкусная, очень сытная пища. Но, пожалуй, подумал вождь, это слишком тяжелая еда для пожилого человека, собиравшегося хорошенько поспать.

А Маар Шестипалый хотя в душе и не чувствовал себя стариком, но все-таки считался самым старым среди своих соплеменников, среди бесстрашных дождевых охотников. Ведь ему посчастливилось пережить так многое и столь многих…

Он прожил долгую жизнь и видел немало разливов лесных рек. Почти четыре раза по десять! Не каждый дождевой охотник мог похвастаться таким возрастом, не каждый мог даже и мечтать об этом!

Поэтому Шестипалый считался самым мудрым, хотя и самым старым среди иннейцев нууку.

Недаром поэтому в последнее время проницательный вождь порой ловил на себе косые взгляды молодых мужчин своего племени. Их темные иннейские глаза пристально смотрели на него и как бы намекали, что почтенному старцу пора уже направляться на покой, пора сделать первый шаг по тропе, ведущей к Серой Чаще.

Особенно частенько в таких случаях на вождя пристально поглядывал один здоровенный рыжий детина, дюжий иннеец по имени Медноволосый Хорр.

«Дух Проливного Дождя всегда говорит, что племени нужен доблестный воин, а не этот трухлявый, заплесневелый пень… — недовольно кривился в кругу своих приятелей широкоплечий парень, демонстративно независимо встряхивая темно-рыжей косой. — Можете вы ответить мне на вопрос: «Кто мы с вами? Хлипкие бабы или дождевые охотники?»