Железные волки. Небо славян - Александр Кудрявцев Страница 54

После третьей Ратмир изумленно увидел, как рот проповедника окрасился кровью. Этого Торстейну показалось мало.

– Самолюбец! – Он схватил секиру и врезал обухом себе по лбу. Глухой стук крепкого черепа заставил юношу вздрогнуть. Отдышавшись и успокоившись, Торстейн закрыл глаза, сложил руки на груди и зашевелил разбитыми губами. Надолго замер и будто уснул.

Затем открыл глаза и заулыбался во весь рот.

– Все, у кого есть уши, да услышат меня! – вновь загудел торжественный бас. – Ибо пришла долгожданная весть!.. Услышь меня, человек! – Палец проповедника указал на Ратмира, затем вознесся к вершинам деревьев и погрозил высунувшейся из-за сосновой ветки белке. – Слушай и ты, сестрица! Слушайте и вы, небесные птахи! Ибо скоро Страшный суд и скоро Спасение наше, и даровал его пастырь наш Иисус Христос!

– Врешь ты все, – протянул Ратмир. – Мне рассказывал про Иисуса Браги. Он никакой не пастырь был, а добрый воин и славный мститель.

– Правда? – прищурился Торстейн. – А ну-ка!

– Известная история, – сказал Ратмир. – Жил в одной полуденной стране конунг по имени Иисус и ходил в походы с двенадцатью своими берсерками. Один из них из зависти предал конунга, и враги схватили его спящим после пира. Его убили и завалили камнями в пещере. Но он поднялся из мертвых, вырвался из пещеры и убил всех своих врагов. А потом вознесся в Валгаллу живым, как пожелал того Один.

– Хм, – сказал Торстейн, взявшись за бороду, – забавное переложение… а ведь, если верить Евангелию от Марка, они действительно шли в Гефсиманский сад навеселе…

Ратмир снова вздрогнул от неожиданного звона пощечины, которую влепил себе проповедник.

– Иисус – сын Бога в человеческом обличье, который страданием своим искупил грех людей, мой мальчик, – прогудел Торстейн. – Его распяли враги на кресте, но он воскрес на третий день, друг маленьких людей, помощник нищих и больных. Носитель благой вести…

– Да что за весть такая, никак в толк не возьму! – с досадой перебил Ратмир.

– Он возвестил нас о скором пришествии Бога и Царствии Его, когда не будет ни богатых, ни бедных, ни больных, ни убогих. Ибо придет Бог, Отец всех людей, который любит всех и простит грехи всем, и никто не уйдет обиженным…

– А что такое грех?

– Преступление против заповедей Божьих.

– А если я их нарушаю, потому что не знаю, это грех?

– Главный Его закон в тебе с рождения выписан.

– Какой?

– Возлюби ближнего, как себя самого.

Ратмир открыл было рот, чтобы поспорить, но потом задумался и лишь через некоторое время продолжил:

– Ну меня этому с детства учили, без всяких заповедей. Относись к людям так, как хочешь, чтобы они относились к тебе. Это правило. Оно есть, и все тут. Чего в твоих заповедях нового? – наконец спросил он.

– А то, – улыбнулся Торстейн, – что все люди и звери – братья, и рана одного – боль для каждого.

– Даже если этот один – твой смертельный враг? – вскинулся Ратмир.

– Даже так, – кивнул проповедник.

Ратмир вздохнул и отвернулся, закутавшись в краешек плаща.

– Сказочник, – глухо пробормотал юноша.

– Его тоже так называли, – с готовностью подхватил Торстейн. – Сказками люди называют обычно то, что они не могут ни объяснить, ни принять. Но как быть, если я не могу объяснить закон, по которому все, что можно поднять вверх, обязательно валится на землю, притягиваясь ею? А этот закон все равно существует, правда?

– Так то ж притяжение, – протянул Ратмир из-под плаща.

– Любовь сильней земной тяги, – сказал Торстейн, поглаживая обух секиры.

– Почему же люди всегда воюют? – выпалил, высунувшись из-под плаща, Ратмир. – Раз эта твоя любовь сильней всего?

– А очень просто, – откликнулся Торстейн. – Для того чтобы любовь вселенскую в себя принять, нужно душу очистить для начала. А то бултыхается там обычно черт знает что: гордыня и алчность, цари царей, дети Сатаны…

– И как?

– А очень просто! – просиял Торстейн. – Очень! Он нам и показал как! «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня…» [51]Он отказался от имущества Своего ради любви и позвал за Собой. Правило вычитания! – поднял палец проповедник.

– Чего?

– Мир говорит тебе: прибавляй – и станешь великим! Прибавляй – и обретешь себя! Прибавляй, хапай, приумножай! Жри, как гусеница! Но вещи, которыми ты владеешь, в конце концов овладевают тобой.

Торстейн вскочил, вдруг увидев на стволе нечто, что Ратмир сначала принял за сухой катышек помета на еловой коре. Грубые пальцы осторожно поднесли к его глазам коричневую куколку какой-то бабочки, такую уродливую и бесформенную, что Ратмир невольно передернул плечами.

– Вот что такое человек! – воскликнул проповедник, вытягивая перед собой ладонь с будущей бабочкой. – Уродливая куколка, в которой зреет шанс на крылатую жизнь. Но, чтобы стать бабочкой, нужно преодолеть в себе гусеницу.

Торстейн бережно вернул предмет своего красноречия обратно на ствол и, откашлявшись, загромыхал дальше:

– Не прибавляй, а вычитай! Не трать свою жизнь на тени от дыма, иди по свету босиком и чувствуй голыми подошвами Истину. И когда поймешь, что вычитать уже нечего, то, что от тебя останется, – и есть ты, настоящий. Неделимая Единица Пифагора. Тот, кому дано и с кого спросится. Тот, кто стоит, когда все ломаются. Тот, кто стал немного похожим на Бога. Ибо человек – это всего лишь мост к Богочеловеку, чья способность любить движет скалами и оборачивает реки вспять!

Торстейн замолчал. Он давно уже забыл, где он и кому говорит. Он нес Слово с наковальни неистовой веры, он…

– Я спать, – пробурчал Ратмир и накрылся плащом с головой.

– Уныние – один из смертных грехов, – слегка обидевшись, заметил последователь Иисуса.

– Нет закона – нет греха, – ответил Ратмир и вскоре засопел.

Посмотрев внимательнее, Торстейн увидел седые пряди на висках у юноши и, вздохнув, отправился подкинуть еды брату огню.

Для людей, чей дух сломлен, одного Слова недостаточно. Нужно подумать, как можно помочь этому несчастному седеющему мальчику, который на глазах превращался в немощного старика.

– Слишком рано для валькирий, – пробормотал, шевеля рябиновым прутиком в углях, Торстейн и подумал, как хороша была бы эта фраза для зачина новой проповеди.

Мальчик выбрал ненависть и месть, и теперь эти два зверя будут глодать его изнутри днем и ночью. Торстейн прикрыл глаза, надолго задумавшись, глядя в огонь. Он слишком хорошо знал, как это бывает.

Когда Ратмир открыл глаза, он обнаружил себя лежащим под пологом шатра. По крепкой ткани и листьям деревьев постукивали капли мелкого дождя. Торстейн возился с головешками под навесом неподалеку, раздувая новое пламя. Над костром на двух рогатинах висел котелок, откуда парило рыбным духом. Ратмир невольно сглотнул слюну. Почувствовав взгляд в спину, проповедник обернулся: