Привкус магии - Юлия Сергачева Страница 55

По правилам спрашивать разрешения на танец с супругой следовало у мужа. Но не в данном случае. Да и нравы в деревне попроще.

– Разрешите вас пригласить… – произнес я, и одновременно со мной прозвучало справа искаженным осмысленным эхом: «Потанцуешь со мной?»

Ильма, разговаривавшая с матерью, повернула к нам разрумянившееся лицо. Глянула с любопытством и некоторым самодовольством на меня, затем на парня, что подошел следом, опоздав на пару мгновений.

Я тоже мельком покосился на него. Если не ошибаюсь, это тот, который сидел возле двери и сверлил молодую жену Тивена неотрывным взглядом. Решился-таки пригласить ее…

Девушка даже не раздумывала.

– Прости, Мик, – кокетливо произнесла она, – но ты опоздал. Я уже приглашена…

Танцевал я, надо признать, так себе. Тем более эти деревенские танцы, которые словно на век-два отстают от столичных. К тому же танец под перекрестным огнем взглядов – занятие для экстремалов.

Но музыка вела и завораживала, Ильма улыбалась, на щеках играли ямочки…

А на дне карих, древесного оттенка, глаз плескалась мука черная и гибельная, как омут на дне озера. И жили там ночные кошмары и бесконечная боль.

– …Не смотри на меня так. – Голос Ильмы наконец достиг моего сознания. Она уже не смеялась и глядела с напряжением. – Ты пугаешь меня… Кто ты? Ты не из наших…

– Я проездом, – отозвался я. – Твой отец пригласил меня зайти. Он хочет, чтобы я оказал ему… и всем вам одну услугу. Вот только я не уверен, нужно ли мне это делать…

– Что за услуга?

Я смотрел за ее плечо на Тивена. Тот, улыбаясь, не спускал глаз с жены, поворачивая голову как механическая игрушка. А пальцы его беспрерывно, словно сами по себе, впивались в мякоть хлебной горбушки. Драли печеную плоть, скребли, рассыпая крошки.

– Скажи, Ильма, ты и твой муж счастливы?

Лицо девушки на пару мгновений взялось испугом. Словно проступили все до единой пока еще невидимые будущие морщины. Как трещины под нежной глазурью фарфора.

– Д-да… – отозвалась она с запинкой. И уже увереннее: – Да, конечно!

Если бы не это ее почти незаметное замешательство, я наверняка не стал бы вмешиваться. Кто я такой, чтобы решать за них? Но…

– Значит, вы любите друг друга?

– Разумеется. – Ильма задорно усмехнулась. Страх утек из карих глаз, притаился. – А что? Уж не влюбился ли ты в меня сам? – Она потянулась ко мне, опалив прикосновением горячей скулы к щеке, и сказала в самое ухо: – Учти, если соберешься умыкнуть меня у мужа, то берегись еще и Мика!

Ильма весело рассмеялась, откидываясь. От нее пахло медом и сладковатыми духами.

– Я подумаю, – пообещал я.

– А все-таки почему ты спросил?

– Просто интересно… А ты знаешь, что в давние времена, чтобы проверить чувства влюбленных, их сковывали на год короткой цепью…

– Зачем? – Ильма снова перестала улыбаться. И румянец на разгоряченном лице стал выцветать на глазах.

– Немногие выдерживали испытание. Любовь превращалась в ненависть… – Теперь уже я в свою очередь наклонился к ее лицу, проговорив тихо, так, чтобы слышала только она: – Ильма, если вы с Тивеном любите друг друга, то вам ведь не нужны цепи, верно?

Я прикоснулся к своей партнерше и почувствовал, как гибкая спина девушки закаменела. Она споткнулась, ухватившись за мое плечо. Нет, впилась изо всех сил. Танцоры двигались вокруг и мимо нас словно в другой вселенной.

– Что ты делае… – Она не закончила, уставившись завороженно и испуганно. Взгляд остекленел, на приоткрытых губах заблестела нитка слюны.

Время замедлило бег… Огонь течет через пальцы. Заклинание уплотнилось, скользя между перевивами черных жгутов, замкнулось в кольцо и внезапно вспыхнуло золотым.

Обрывки черных волокон, словно разорванные струны, разлетелись в стороны, сворачиваясь в тугие спирали. Ильма качнулась у меня в объятиях безвольно. Широко открытые глаза затопил беспросветный ужас. Люди, стоявшие вокруг, инстинктивно раздались в стороны, хотя ничего заметить не могли. И в образовавшейся прорехе стало видно, что Тивен запрокидывается назад, судорожно содрогаясь всем телом. Лицо его бело, как известка, и обмякло, как квашня, а в глазах все та же черная пустота…

Мертвый приворот распадался, превращаясь в незримую труху. Но на месте входа и выхода заклятия кровоточили страшные раны. И не зажить им еще долго.

Нестерпимо длинное мгновение закончилось, и все пришло в движение.

Ильма начала кричать. Завыла на одной тоскливой ноте, набирая громкость. Слепо глядя куда-то мимо всех. Музыканты, сбившись, прекратили играть. Люди встревоженно всколыхнулись, оборачиваясь. Мать Ильмы кинулась к нам. Но ее опередил пришедший в себя Тивен.

Он одним прыжком метнулся к своей супруге. В бешеных глазах его было словно вскипевшее олово. Прожигало насквозь.

– Ты!.. Тварь!..

Я оттолкнул Ильму в сторону. Тивен обрушился на меня, горячий и тяжелый, будто паровой каток, чудом не сбив с ног. Роста мы были одного, но сын кузнеца оказался не в пример массивнее. Навалившись, он хрипел и молотил воздух руками, пытаясь дотянуться до жены.

Все смешалось.

– Зачем! Зачем ты это сделал! – кричала, заходясь ненавистью, Ильма, пытаясь вырваться из рук матери и отбивая поданный кем-то стакан с водой. – Ненавижу! Ненавижу тебя, проклятый колдун! Кто просил тебя вмешиваться!..

Вода плеснулась, стакан упал на пол, рассыпаясь ярким крошевом осколков.

Исцарапанное, испятнанное неровным румянцем лицо Ильмы исказилось до неузнаваемости. Аглая Блащатая смотрела на меня с угрюмым обвинением.

– Он никогда не вернется! Никогда… Зачем ты… Он мой, мой!..

От визга и духоты ломило виски. Я вышел за дверь, окунувшись в ночной мглистый мрак. Пронзительный и свежий до рези.

Возле дверей дома топтались музыканты, прислушиваясь к творящемуся внутри. На меня посмотрели настороженно и поспешно расступились, давая пройти. У забора тоже толпились люди, обмениваясь впечатлениями:

– Да я давно говорила, что дело нечисто…

– …Так их обоих ведьма-то и свела, чтобы они ей ребеночка родили…

– …От колдовства добра не жди…

– Моя Марика уж больно заглядывается на Антона. Не иначе тоже присушена…

– …Так колдун пришлый сам на них порчу и напустил, чтобы из родителей денежки выкачать…

Я свернул за угол и остановился, прислонясь к стене дома. Из кухонного окна лился теплый желтый свет. Там внутри осталась моя куртка, и надо было вернуться, но делать этого не хотелось. Хотелось выпить.

Внутри кухни скрипнула дверь, выплеснув волну звуков, и словно пеной на ней вскипел отчетливый голос Аглаи Блащатой: «…слышишь? Чтобы не видели мы его больше! Живодера Проклятого…» Дверь стукнула, отсекая шум. Открылась вторая, что вела на улицу.