Аэропланы над Мукденом - Анатолий Матвиенко Страница 55

Конечно, недели не хватило. Шелк порезали на десяток прототипов, он закончился, пришлось купить дополнительно несколько рулонов. Лишь через два месяца четырехпудовый мешок картошки, сброшенный с высоты пятисот метров, показал, что нижние картофелины не превратились в пюре от удара.

— Можете прыгать, барина, — Аюк продемонстрировал ранец с лямками.

— Ты — первый, — ответствовал Самохвалов.

Калмык насупился, испросил еще неделю, настоял на втором пробном сбросе картошки, потом навесил на себя сразу два ранца — основной и запасной — и с криком отчаянья покинул кабину летнаба на высоте около тысячи метров. Приземлился на снег, заполучив перелом лодыжки и премию в виде мешочка пятикопеечных монет: любой летчик предпочтет месяц в гипсе, нежели верная смерть в падающем самолете. Очевидно, не только конструкция парашюта стала причиной травмы. Полет на куске материи и приземление, равное прыжку с метров шести-восьми, есть наука, которую в будущем предстояло придумать. В октябре 1896 года Самохвалов и Котельников получили российский патент на ранцевый парашют.

Великий князь, наконец, получил удостоверение об окончании Гатчинской офицерской школы и надолго съехал в Киевский авиационный отряд. В подчинении командующего Военно- воздушными силами империи была всего одна боевая часть, общей численностью равная двум пехотным ротам, причем половина состава приходилась на аэродромную обслугу. Жизнь в цехах «Садко» утратила некоторую нервозность, возникавшую каждый раз, когда его императорское высочество переступало порог ангаров. Нет, Александр Михайлович не бросался командовать или иным образом обильно влиять на работников либо давить авторитетом. Просто он — дядя и зять Помазанника Божия — императора Всероссийского, фактически воплощение Бога на земле. Поневоле дрогнет стамеска или отвертка.

К концу лета аэродинамическая труба приняла макет миноносца в масштабе один к трем. Казалось бы, нет принципиальной разницы между двухмоторным и четырехмоторным бипланом. Но результаты обдува принесли множество проблем, над которыми Самохвалов, Джевецкий, Костович и Жуковский бились почти до нового года, внося изменения в макет и снова стучась головой об стену от новых аэродинамических данных. Дошло до того, что модель монстра превратили в полноценный самолет с четырьмя двухцилиндровыми двигателями, облетали за декабрь и только после этого утвердили чертежи аппарата.

Сборка первого экземпляра началась лишь в январе 1897 года. Тогда стало очевидно, что выделенных ста тысяч рублей категорически не хватает. По всем прикидкам, серийный экземпляр миноносца должен обходиться в пять-шесть раз больше одномоторной «шестерки». Расходы на его проектирование также были невероятно высоки. Если бы не настойчивость великого князя, субсидировавшего проект, никто в конце XIX века не взялся бы за подобное.

В апреле, к первым выкатам самолета, Александр Михайлович решил вернуться в Гатчину. Он не мог пропустить момент, когда его птица вылупится из яйца.

Великий князь — фигура, привлекающая внимание и обязанная появляться на публике. Народ желает знать, в какую прорву уходят десятки миллионов рублей, списываемых на содержание семьи Романовых. Поэтому торжественные выходы — часть рутинных обязанностей императорской родни.

Недлинный путь от Гатчинского дворца до «Садко», где якобы впервые великокняжеское творение будет извлечено из ангара и прокатится по площадке на своих моторах, Александр Михайлович с Ксенией Александровной проделали в открытом экипаже, запряженном парой отборных лошадей. Конные лейб-гвардейцы впереди и позади, парадно одетая публика и репортеры по бокам.

К показушной акции крылатый миноносец, естественно, выкатывался трижды, бегал по взлетно-посадочной полосе, шумя моторами на половинных оборотах, и отправлялся обратно под крышу на устранение очередного списка огрехов. Кто же возьмет на себя ответственность за неудачу от первого запуска на глазах приглашенной толпы и журналистов? Вот и готовились, оделись в новые рабочие спецовки и ждали у машины. Но публике и газетчикам подробности знать не обязательно.

Когда до открытых дверей ангара оставалось метров двести, случилось то, что уже несколько раз происходило на Руси в последние десятилетия и, к огромному сожалению, может стрястись еще. Моложавый прилично одетый господин кинулся к великокняжескому экипажу, прохрюкал что-то вроде «долой самодержавие!», замахнулся непонятным предметом и метнул его под передок, при этом споткнувшись и повалившись вперед.

Огненный букет на миг скрыл ландо, громовой раскат ударил по ушам и толкнул в грудь.

Может, бомбисты ждали верховое появление Сандро. Или не рассчитали заряда. Бомба убила кучера, лошадь и самого террориста. Верховой гвардеец из сопровождения августейшей четы отделался ранением, а великокняжескую семью просто оглушило.

Самохвалов и его работники бросились к развороченному экипажу. Лейб-гвардейцы достаточно бесцеремонно оттирали посторонних от места трагедии — бомбисты нередко действовали группой, и другой фанатик мог совершить вторую попытку Петр с трудом втолковал офицерам, что за толстыми бревенчатыми стенами завода более безопасно.

Гатчину наводнили жандармы. Каждый из инженеров и мастеровых «Садко» был с пристрастием допрошен и передопрошен, такой же процедуре подвергся состав офицерской школы до последнего денщика и кухарки.

Через пару дней великий князь пригласил Самохвалова к себе. Он выглядел неплохо, но неважно слышал да был непривычно бледен.

— Как вы, Александр Михайлович? — Петр никогда не считал экс-моряка таким же другом, как Можайский, или соратником, как Джевецкий с Костовичем, но искренне за него переживал. По мнению авиатора, Сандро был наиболее симпатичным представителем весьма неоднозначного императорского семейства.

— Нормально. Ксению перепугали, мерзавцы.

— Уже выяснили, кто именно?

— Нигилисты-народовольцы и тому подобная сволочь. Перевешать бы их всех. Бесхребетность Никки, связывающего руки жандармскому корпусу, до добра не доведет. Выпьем.

У великого князя подрагивали руки. Вероятно, он получил легкую контузию. Далеко не первая за утро рюмка коньяка, как и в прошлый раз, развязала ему язык, и на Самохвалова посыпался поток приватных сплетен из высших сфер власти, кои были ему не интересны и даже вредны, но и уклониться от разговора решительно невозможно.

— Было несколько покушений на прежнего государя императора. Жандармы их выслеживали и арестовывали. В 1887 году присяжные признали виновными группу из пятнадцати негодяев, которые уже и взрывчатку подготовили, и планы расписали. Суд не колеблясь прописал вздернуть пятерых главарей, остальным — каторгу, хотя я бы всем одел веревочный галстук. В Европе либеральные газетки взвыли, император их не соизволил заметить. А Никки перед всеми смущается.

Императорский родственник продолжил накачиваться и налил Самохвалову, продолжая откровения.