Заступник. Твари третьего круга - Арина Свобода Страница 55

– Папа! Грай никогда не сделает мне больно!

– Это с его-то характером! Да он на автомате кого-нибудь пришибет! Потом-то вспомнит о тебе, только поздно будет.

– Он изменился ради меня.

– Ну да, большая любовь, жизнь ради друг друга, – скривился Ивар. – Детка, да мало ли таких брачных аферистов? Задурил девчонке голову, и живи в свое удовольствие, а она из Темного не вылезает.

– Он не такой!

– Как ты можешь верить кому-то, как самой себе?

– Папа, – растерянно отозвалась Ланка, – но он и есть я…

…Он весь был – боль, страх и решимость. Нежно-фиолетовое сияние его личности слабо пульсировало. Давняя потеря рассекала это фантастическое облако, как черная трещина. Из нее выползали дымчатые струйки – будто щупальца туманного осьминога – и вплетались в переливающуюся красоту ауры, уродуя ее, нарушая идеальную гармонию.

Ланка потянулась – легкие зеленые завитки, чуть дрожа, прикоснулись к фиолетовому облаку и отпрянули, словно обжегшись. Показалось, что на нее обрушился целый мир, полный событий, воспоминаний, мыслей, чувств, эмоций, потребностей… Какое-то мгновение Ланка была уверена, что не выдержит бешеного натиска чужой личности и распадется на миллиарды несвязанных фрагментов. «Может, это и есть смерть?» – успела подумать она.

А потом два облака устремились навстречу друг другу и стали одним. И Ланка одним взмахом стерла безобразную черную трещину. Она почувствовала, как Грай содрогнулся, и успела испугаться, что могла что-то испортить… Но растерянность сменилась благодарностью – Ланка ощущала его эмоции, как свои – и бесконечной признательностью. «Как легко», – мелькнула чья-то мысль. «Будь живым», – догнала ее другая.

– Как же ты жил с этим? – спросила Ланка без слов.

– Теперь не знаю…

Пальцы с коротко стриженными ногтями скользили по скатерти, как раненые пауки – бессмысленно и бесцельно. Пальцы хирурга. Не теряющие уверенности в самых отчаянных ситуациях. Никогда не дрожавшие, сейчас они плясали, как у законченного пьяницы. Молчание было невыносимым.

– Пап…

– Мы с Ассини… С твоей мамой. Она очень хотела… пройти обряд.

Ланка сосредоточилась на том, чтобы дышать. Почему-то воздух стал таким колючим. И так тускло светит лампа под потолком – слезятся глаза. Это от противного, как протухший желток, абажура такой мерзкий свет.

– Я отказался. Как я мог? С моей работой! Не хотел подвергать ее опасности.

Под окном заскрежетал на повороте трамвай – завыл, как смертельно раненный зверь. По потолку метались хищно вытянутые тени.

– Если бы я знал… Если бы только мог предположить. Так глупо. Случайность, нелепая случайность.

Пальцы наконец-то нашли себе занятие – принялись вертеть чайную ложку. Ланка хотела зажмуриться – гадкий желтый свет, отражаясь в мельхиоре, делался совсем уж невыносимым. Не смогла – лицо превратилось в застывшую гипсовую маску. Мертвую и хрупкую – тронь, и пойдет трещинами, осыплется на пол белой пылью…

– Я столько раз проклинал себя. За сомнения. За то, что в тот день поленился выйти на прогулку вместо нее. За то, что я – все эти годы! – здесь, а она…

Тонкая скорлупа на лице треснула, и тотчас же, будто прорвало плотину, хлынули слезы.

…Она знала, что теперь все будет по-другому. Ему больше не нужен вывернутый наизнанку, замороченный мир Темного Города. Он больше не имеет власти над Граем. И та девушка – когда-то ушедшая навсегда и забравшая его душу – больше не будет приходить к своему вечному жениху. Ни там, ни в обычных снах.

Оставалась одна тонкая нить, почти прозрачная, уходящая в бесконечность. Соединяющая Грая с чем-то там, за пределами понимания. И Ланка уже потянулась, чтобы оборвать ее, но… Здесь, в безмирье, в сплетении душ, чувства были обострены запредельно. И что-то не позволило ей разрушить последнюю связь Грая с прошлым. Быть может, она поняла, что эта нить связывает воедино части его личности. Оборви – и распадется, рассеется фиолетовое облако, оставляя в реальности… Кого? Слюнявого идиота? Тупого, ни к чему не стремящегося уродца? Самодовольного, вечно улыбающегося кретина?

Какая-то сила мягко, но настойчиво отталкивала их друг от друга. Звала вернуться в обычный, скучный и плоский мир. Ланка попыталась отгородиться от ее зова, – здесь было так прекрасно, так совершенно, – но ауры уже разделялись, обретая прежнюю самостоятельность. Нет! Части их личностей навсегда остались друг в друге – яркие зеленые искры в фиолетовом облаке и чуть мерцающие сгустки фиолета в прозрачной зелени.

– Мой! – ликующе выкрикнула Ланка.

– Моя… – эхом откликнулся Грай.

И все закончилось…

– Аленька, прости, детка! Прости меня, старого болвана! Я, наверное, совсем свихнулся, что вывалил на тебя все это.

Ивар прижал к себе дочь, баюкая, целуя колючие волосы на макушке.

– Девочка моя… Маленькая… Прости меня… Это все прошло, слышишь? У вас все будет по-другому. Обязательно будет…

– Папа, – язык едва шевелился и, кажется, царапал небо. – Пап… Мама… Что с ней случилось?

– Все, Аленька, все… Не будем об этом. Несчастный случай, просто несчастный случай. Так бывает, детка. Это наша жизнь.

…Из ослепительного сияния проступили очертания обелиска – холодного, неподвижного, равнодушного.

– Да будет так, – негромко произнес служитель, и Ланка поспешно отняла ладони от шершавой поверхности.

– Это все? – голос Грая звучал растерянно.

– Вершитель принял ваш обет и соединил ваши судьбы. Это все. Можете идти. Но помните – тонкая нить чужой жизни отныне в ваших руках. Берегите ее.

Служитель протянул на ладони два амулета – грубо обтесанные камушки на простой суровой нитке. Фиолетовый и зеленый.

– Примите знак верности друг другу, и да хранит ваш союз Первоматерь!

Если присмотреться, в непрозрачной глубине талисманов вспыхивали далекие огоньки: фиолетовые – в зеленом, зеленые – в фиолетовом.

Когда Ланка смогла оторвать взгляд от игры света в своем знаке, храм был пуст. Качалась высокая дверная створка, будто манила к выходу…

Дверь отделения скрипнула. Ну вот и все! Эрран ухватился за покачнувшуюся стену.

– Откачали. Ну, что же вы так? Мы же делаем все возможное. Жив он, жив. Даже пришел в сознание.

– Можно к нему?

– Посторонних не пускаем. Тем более, он спит.

– Да-да, я понимаю. Спасибо. Я должен идти, – Эрран начал медленно спускаться по лестнице, держась обеими руками за перила.

– Простите, вы – доктор Кессель? – кинул в спину реаниматолог.

Эрран замер.