Темные Тропы - Мэтью Гэбори Страница 55

Черный Лучник немного подумал, потом пожал плечами:

– Отлично, я этим займусь.

– Немедленно, Чан.

Последний проворчал что-то неразборчивое, оглянулся через плечо и наконец, кивнув на прощание, выскользнул наружу.

Януэль вошел и сразу увидел учителя Фареля, который стоял у нижней ступеньки лестницы, скрестив руки на груди.

– Позволь мне поговорить с ней, – сказал фениксиец, подойдя к нему близко.

– Нет, – последовал спокойный и твердый ответ Волны.

– Не вынуждай меня…

– К чему? Ты поднял бы на меня руку?

Бледный силуэт Фареля колебался в мерцании свечей. Простая туника, которую он носил, оставляла открытыми его прозрачные руки и ноги, изборожденные бирюзовыми венами. Януэль обратил внимание на их яркий блеск, что было признаком сильного волнения. Фарель в свой черед обнаружил появление меча, и в его глазах сверкнул слабый свет, похожий на страх.

– Пропусти меня, учитель, – вздохнул Януэль.

– Нет. Я просил Шенду уйти, и я не разрешаю тебе видеться с ней еще раз.

– Уйти? – вскрикнул фениксиец с зардевшимися щеками.

– Она не может оставаться здесь.

– Ты уверен, что имеешь право решать? – загремел он.

– Я действую тебе во благо.

Гримаса, похожая на оскал, исказила черты фениксийца.

– Отныне я один решаю, что следует делать мне во благо.

– Ты слишком юн, – возразил наставник. – Ты спотыкаешься, не зная, как идти по тропе жизни. Если ты взойдешь по этой лестнице, ты упадешь и никогда не сможешь подняться.

– С меня довольно твоих проповедей, учитель. Довольно твоих уроков жизни. Те, что ты с такой самоуверенностью преподал мне о любви, ничего не стоят. Шенда останется здесь, с нами.

– Ты не сможешь остаться ее другом. Это безнадежное дело! – уверенно заявил Фарель.

– Не имеет значения. Если она должна уйти, я уйду вместе с ней и забуду о Миропотоке.

– Она не хочет быть с тобой.

– Возможно, но этого хочу я.

– Януэль…

– Уйди с моей дороги.

Фарель содрогнулся, увидев, что рука фениксийца зависла над гардой меча. Эта угроза, в меру завуалированная, прятала за собой другую, невидимую и куда более серьезную. Волне дано было учуять вокруг ученика горький запах Желчи, это веяние, которого он опасался и которое окружало теперь избранника, подобное аромату некоего проклятия. Он знал о неизбежности этого откровения, об этом магическом сплавлении добра и зла, которое необходимо было для гармонизации и укрепления Сына Волны, чтобы в назначенный день он смог проникнуть в королев-282 ство мертвых. Но оно пришло слишком рано, вдали от Каладрии и ее монахов.

Преграждая путь своему ученику, он открывал широкую дорогу Желчи, давал ей возможность еще глубже изъязвить его мозг. Яд ее насыщался от лжи, от гнева, от всех этих первобытных ощущений, которые мало-помалу отвергли бы наследие Волн и освятили бы существование, обреченное на смерть и, может быть, даже на переход в Харонию. Януэль пока не знал, к какому подвигу он был реально предназначен жертвоприношением Волн, и Фарель в этот самый миг едва не отказался от своей клятвы и чуть было не сказал ему правды.

Крепкая рука Януэля помешала ему это сделать. Фарель решил отказаться от сопротивления, подумав, что если придется потерять избранника, то не лучше ли отдать его любви, чем Желчи. В нависшей тишине фениксиец взлетел единым духом по ступеням до самого порога балкона, отделенного занавесью темно-красного шелка. Он отодвинул ткань и исчез за ней.

Защищенный навесом балкон давал приют нескольким низким креслам из коралла, с большими белыми подушками. Кресла были расставлены по окружности вокруг медного колокола с маленькими окошечками из разноцветных стекол. Внутри горели свечи, укрытые от ветра.

Шенда, развалившись, сидела в одном из кресел, с брошенной на подлокотник рукой, в которой она держала хрустальный стакан, до середины наполненный жидкостью янтарного цвета. Другая ее рука, согнутая, была закинута за голову. Ее волосы были неприбраны, веки отяжелели, лицо казалось мертвенно-бледным. Увидев Януэля, она вздрогнула и попыталась подняться. Стакан выскользнул у нее из руки и разбился об пол. Она застонала и попыталась натянуть на свои обнаженные ноги полы тяжелой накидки из черного бархата.

Взглянув на нее, Януэль поймал себя на том, что любуется ее красотой, даже несмотря на опьянение, о котором можно было догадаться по состоянию ее лица и тела. Она, очевидно, сорвала свои бинты, их обрывки валялись на полу. Мозаика цветовых оттенков света, падавшего через прозрачный купол, освещала чистые линии ее груди.

Несмотря на проливной дождь, серым занавесом окружавший балкон, воздух был мягким и теплым. Януэль приблизился и присел перед ней на корточки. Его руки скользнули под ткань, укрывавшую ноги драконийки, и нашли ее колени. Прикосновение к ее теплой коже вызвало у него легкий озноб. Издав короткий смешок, она протянула руку, чтобы отстранить юношу. Януэль отверг этот молчаливый жест, предлагавший ему отступление.

– Шенда, – прошептал он.

– Я не смогла уйти, – вздохнула она.

Он не знал, обращалась ли она к нему или к себе самой. Ее рука, до этого пытавшаяся оттолкнуть руки фениксийца, поднялась к шее и крепко стиснула медальон.

– Шенда, я хочу, чтобы ты осталась со мной. Я. я подожду, но мне хочется, чтобы ты мне обещала одну вещь.

Ее большие фиолетовые глаза смотрели на него с удивительной ясностью.

– Дай мне надежду на то, что я могу быть любим, – добавил он, четко выговаривая слова. – Позволь мне надеяться, что я сумею стереть из твоей памяти Лэна.

Опьянение, которое еще замутняло уголки ее глаз, исчезло. Она выпрямилась, улыбнулась и коротким рывком, поморщившись, дернула медальон. Шнурок уступил с первого раза. Драконийка сжала его в кулаке, затем отбросила. Драгоценность ударилась о камень с хрустальным звоном.

– Я не стану ждать, – сказала она.

Сорвавшиеся с ее губ слова вселили отвагу в сердце фениксийца. Его руки осторожно прошли под сгибом ее колен и скользнули к бедрам. В недрах своего тела он ощутил огонь, сравнимый только с тем, что рождается от пламени Феникса, и, с перехваченным от спазма горлом, он приник к коленям Шенды. Его пальцы задержались на плотных округлостях ягодиц. Он склонил лицо, и его губы прижались к обнаженным бедрам, намереваясь подняться выше. Его язык свернул с первоначального пути в сторону лобка, на трепещущую влажную тропинку, о которой ему однажды рассказал Силдин, как о самой прекрасной дороге тела.

Он спрятал свое лицо в шелковистом лоне и закрыл глаза, околдованный мускусным ароматом. Шенда изогнулась и подвела его руки к своей груди. Он едва не лишился чувств, когда его пальцы сомкнулись на двух молочного цвета сферах. Покалывающая упругость управляла влажными арабесками его языка, в то время как его руки, захмелевшие и влажные, ласкали тугие груди Шенды. Настал чудесный, ни с чем не сравнимый миг разделенного желания, подчинившегося ритму прерывистого приглушенного дыхания молодой женщины. Ее сладострастный стон растаял в неравномерном шуме дождя, барабанившего по крыше навеса. Она напряженно распрямилась, глубоко вздохнула и схватила голову фениксийца, чтобы поднять его и поставить перед собой.