Император Терний - Марк Лоуренс Страница 55

Мертвые Геллета приходили нести стражу, и мои братья с болота, которых Челла собрала специально для меня.

И когда лекарства Фекслера сотворили свое неспешное чудо, лихорадка отступила и сновидения ушли во тьму, последними исчезли глаза Уильяма, в которых сквозило обвинение.

— Я голоден.

Я сел, кости моего позвоночника скрипели.

Я не знал, как долго пролежал там, — но достаточно, чтобы от Фекслера потянуло тошнотворно-сладким запахом. Но даже с учетом этого мой желудок не перестал урчать.

Я съел галету из своей седельной сумки, нащупал ее вслепую и сжевал в темноте, выплевывая налипший мусор. Я обыскал Фекслера, не расходуя свет, просто ощупал его многочисленные карманы. В одной руке я держал наготове свой затупившийся нож, не будучи уверен, что холодный закоченевший труп спокойно воспримет мои манипуляции. Однако он лежал тихо. Возможно, Зодчие каким-то образом защищали свои покои от вторжений, примерно как наши Присягнувшие духу запечатывают царские гробницы. Я нашел легкую прямоугольную коробку, вроде футляра для карт, набитую чем-то тяжелым и грохочущим, несколько гибких карт, на ощупь вроде бы из пластика, и — в его нагрудных карманах — трубки, возможно, письменные принадлежности. Все это перекочевало в мой мешок.

Наконец, приготовившись тронуться в путь, я снова зажег лампу.

Выбраться в шахту оказалось настолько сложно, насколько я представлял. Подняться на ту высоту, где я мог ухватиться за веревку, — еще сложнее. Я терял веревку, падал и повторял все снова и снова до тех пор, пока не начал уже думать, что моя история закончится пыльным скелетом на дне глубокого сухого колодца.

Когда я таки вывалился на полуденное солнце, с окровавленными руками, тяжело дыша, слишком иссохший, чтобы вспотеть, Упрямец и жеребец ждали там, где я их оставил, глядя на меня так же, как и когда провожали. У жеребца на морде были хлопья белой пены, оба явно страдали от обезвоживания, судя по впалым бокам и нездоровому блеску в глазах. Я стоял перед ними, сгибаясь от изнеможения, задыхаясь, крепко зажмурившись на палящем солнце. Интересно, так ли чувствовали себя призраки Зодчих, когда явились в наш мир из своего? Пришлось ли им пробивать путь из глубин своего странного существования, чтобы возникнуть, как Фекслер, размалеванными машинами перед человеческими глазами? Эти древние призраки смотрели на меня, когда я выпрямился, прикрыв глаза ладонью, как козырьком. Я чувствовал их внимание. Такое же нечеткое, как внимание мула, и еще более чуждое.

Остатки воды из бурдюка на спине жеребца, разделенные на троих, едва притупили нашу жажду. Я бы, конечно, выпил все сам, если бы не думал, что нам всем троим надо выбираться и идти обратно, к запасам воды в лагере Плохих Псов.

В лагере практически исчезли следы пребывания прежних хозяев. Тут и там сломанные кости, рваные тряпки, оружие. Куски доспехов, все покрыто пылью. Я задержался ровно настолько, чтобы выпить горькую пилюлю Тольтеха и наполнить бурдюки водой.

Прежде чем уехать, я посмотрел сквозь кольцо. Отчасти я хотел увидеть Фекслера, сказать ему, во что обошлась его свобода, выяснить, волнует ли это его вообще. Кольцо не показало ничего, лишь мир в серебристо-стальной рамке. Покрутил его — и передо мной предстало то, что можно увидеть с нижних склонов рая, зеленые и коричневые страны, безотносительно границ, нанесенных на человеческие карты, глубоко-синие океаны. И — на южном побережье, на тонкой полоске моря, отделяющей наши земли от Африки, — красная горящая точка.

— Я тебе не игрушка, Фекслер. Ты не заставишь меня гоняться по всей Империи за этими точками.

Упрямец фыркнул, словно решил, что я перегрелся и сошел с ума. Я убрал кольцо.

— Проклятье.

Я-то планировал путешествие именно к этой точке.

— Достопочтенный король Йорг Анкрат.

Лакей с палочкой, которой он стучал в двери, соизволил пригласить меня, чего не сделал в мой первый визит.

Правительница сидела в кресле из черного дерева, словно так и не вставала с моего отъезда, со своими конторскими книгами и счетами, окруженная геометрическим великолепием своих мавританских залов. Письменный стол рядом с ней был пуст, видимо, писаря отпустили, пока она проверяла его работу. Она заинтересованно посмотрела на меня через комнату, прекратив скрипеть пером.

— Здравый смысл возобладал, король Йорг? — спросила она. — Развернулись, не доехав до холмов? Посылая Лейшу сопровождать вас, я надеялась, что ее шрамы укажут путь — назад к городским воротам.

— Ваша внучка послужила и предупреждением, и побуждением, Правительница. — Я подошел к ступенькам помоста и поклонился ниже, чем она заслуживала. В конце концов, я принес дурные вести. — Она была исследователем. Нашему миру нужно больше таких людей.

— Была? — Старая женщина, похоже, все поняла. Я скорее почувствовал, чем услышал, как напряглись двое у дверей.

— Бандиты напали на наш лагерь, когда мы спали. Плохие Псы.

— Ох. — Эти два слова будто состарили ее. Годы, которые делали ее лишь крепче, теперь на миг легли на нее всей тяжестью. — Лучше было бы второй раз шагнуть в огонь.

— Лейша погибла в схватке, прежде чем нас захватили в плен, Правительница. Моему слуге, Грейсону, не так повезло, он умирал тяжело.

«А ты выжил». — Она не сказала этого вслух. Сотня и их потомство обладают инстинктом выживания и никогда не спрашивают о цене.

Правительница откинулась в кресле и поставила перо на подлокотник. Потом она выпустила бумаги, и они упали.

— У меня шестнадцать внуков, ты же знаешь, Йорг?

Я кивнул. Казалось несвоевременным сказать «пятнадцать».

— Все — умные, чудесные дети, они бегали по этим залам, крича и смеясь, полные жизни. Сначала ручеек, потом целый поток. Матери клали их мне на колени, всегда именно матери, и мы сидели и смотрели — я на детей, дети на меня, старая и молодые, тайна друг для друга. Затем жизнь разбрасывала их по разным путям, и теперь мне было бы легче назвать по именам шестнадцать управляющих, чем этих детей. Многих я бы не узнала на улице, если бы мне не показали на них. Лейша была смелой девушкой. Некрасивой, но умной и решительной. Возможно, она могла бы стать моей преемницей, но жизнь в большом городе не годилась для нее. Жаль, мне не довелось узнать Лейшу лучше. Еще более жаль ее отца, который знал ее еще меньше, но будет плакать по ней, в то время как я могу лишь искать оправдания.

— Мне она нравилась. Одна и та же сила влекла нас вперед. И Грейсон мне тоже нравился, — сказал я.

Мне пришло в голову, что найти кого-то, кого я мог бы назвать другом, было редким событием в моей жизни. А за каких-то три месяца я приобрел и потерял двоих.

— Надеюсь, результат стоил этой жертвы.

Пистолет тяжело свисал с моего бедра, обернутый в кожу. Почти такой же тяжелый, как медная шкатулка на другом бедре. Правительница снова взяла перо. Никакой больше речи о приемах и пирах с купцами, мессах с кардиналом. Возможно, сначала она хотела сообщить своему сыну, что его дочь мертва.