Рожденная огнем - Карен Мари Монинг Страница 55

С оглушительным скрежетом шестеренок и механизмов оно катилось, грохоча, в мою сторону.

Когда оно прошло прямо передо мной, всего в пятнадцати футах, я оцепенела. Я не пятилась, не закрыла дверь. Я просто оставалась неподвижной. И это не был сознательный выбор. Мое тело прекратило подчиняться командам мозга. Однажды я уже испытывала дикий оглушающий ужас, когда пряталась от чудовищной формы «Синсар Дабх», переживая самую сокрушительную в жизни боль – боль, которую, как мне казалось, невозможно пережить. Само присутствие этой кучи мусора вызывало такой же ужас, и, как олень, застывший в свете ослепивших его фар, я оказалась неспособна ни драться, ни бежать.

Беги, прячься, достань копье. Но я не могла ни того, ни другого, ни третьего. Охваченная паникой, я молилась, чтобы ходячая куча мусора с кишками не заметила меня. Я даже не знала, почему.

Всего лишь хотела навсегда остаться ею незамеченной.

Пока ужасное нечто, издавая звуки древней, плохо собранной машины, дребезжало мимо моей кучи хлама, выброшенной в тот вечер, я стояла не дыша, не зная даже, смогу ли вдохнуть снова, если оно решит остаться где-то поблизости.

Я понятия не имела, живое оно или творение чьих-то рук, мыслящее или запрограммированное. Знала только одно: если у него была цель, я бы не хотела стать этой целью.

Я тихо ахнула и наконец сумела вдохнуть.

И все же я стояла неподвижно в дверном проеме, пытаясь стряхнуть заморозивший меня ужас, пока эта тварь не исчезла и не прибыл мой Охотник.

Я вздрагиваю. То, что мне нужно увидеть, находится прямо передо мной. Я способна это чувствовать. Просто не могу увидеть правильным взглядом, чистым взглядом глаз, незамутненных конфликтами. Мне нужен мой мозг и глаза Риодана. Я фокусируюсь на обратной стороне век, впитываю с них серость и заворачиваю коконом вокруг себя. Я создаю мягкую утробу, в которой могу начать процесс стирания себя, отрешения от мира; ту, где я могу существовать и являться частью реальности, и все, что я вижу, окрашено моими мыслями и чувствами. Я убираю все, что знаю о себе, и ныряю в тихую пещеру своей головы, где нет ничего вещественного. И нет боли.

Я знаю, что какими бы фиговыми вещами ни занимался Риодан, он никогда обо мне не забудет. Он умный. И можно много чего сказать о его внимании к мелочам. По крайней мере в моем мире. Особенно когда я – одна из мелочей.

[40]

ДЖЕЙДА ДЖОРНЭЛ

5 августа ППС

ЖИТЕЛИ НОВОГО ДУБЛИНА!

Король Белого Инея – тот Невидимый, что недавно покрыл Дублин льдом и заморозил людей до смерти, – оставил в нашем городе места величайшей опасности. Эти места выглядят круглыми черными сферами, подвешенными в воздухе на высоте от пяти до двадцати футов над землей.

ОНИ СМЕРТЕЛЬНО ОПАСНЫ!

НЕ ПРИКАСАЙТЕСЬ к сферам и не тревожьте их любым другим образом.

Хранители оцепляют их для вашей безопасности. Если вы увидите одну из черных сфер без оцепления, пожалуйста, СООБЩИТЕ об этом Хранителям в ДУБЛИНСКИЙ ЗАМОК. Сферы будут РАСТИ, если в них что-либо бросить, а увеличение их размера несет КАТАСТРОФИЧЕСКУЮ УГРОЗУ нашему миру.

ЗАЩИТИТЕ СЕБЯ. ЗАЩИТИТЕ НАШ МИР.

Друг,

БЕРЕГИСЬ СФЕР ВОКРУГ!

Танцор улыбнулся.

– Особенно мне нравится окончание. Отличная рифма.

Джейда же была не очень довольна листовкой.

– «Они кажутся круглыми черными сферами»? Нет ли здесь тавтологии? И так понятно, что сфера круглая.

– Некоторые люди мыслят иначе, Джейда. Ты же знаешь, что, когда несешь информацию в массы, лучше разжевать. Писать обо всем просто, без затей. Чем глупее, тем лучше.

Она ответила холодным взглядом.

– Я не говорил, что ты глупа. Господи, Мега. Мы оба знаем, что твой мозг весит больше, чем твоя голова.

– Это противоречит всякой логике.

– Не в твоем случае. Вполне возможно, твой мозг существует в более высоком измерении, чем тело. Я считаю, что листовка идеальна. Она сообщает именно то, что мы хотим передать, в самых простых терминах. А теперь стоп-кадрируй меня, как раньше, чтобы мы расклеили эти штуки. Как в старые добрые времена. – Он выгнул бровь. – Для меня это было месяц назад.

Старые времена. Ей сложно осознать тот факт, что она прожила почти целую жизнь, а он – всего месяц.

– Я расклею их и скоро вернусь.

– Не нужно так со мной поступать, – холодно отозвался Танцор. – Когда-то ты отодвинула меня на задний план на окраине аббатства – в ту ночь, когда мы бились с КБИ. Затем так же поступили с тобой. Тебе знакомо это чувство. Мы команда. Пусть я всего лишь гребаный человек, но я много раз доказывал свою полезность.

Она внимательно посмотрела на него. Глаза выдают в нем человека, которому гораздо больше, чем семнадцать лет.

– Ты… более уязвим, чем я. А нам нужен твой мозг для решения проблемы черных дыр.

– И ты хочешь припарковать меня где-нибудь, чтобы гарантировать свободный доступ к моему мозгу? Намекну, «всего лишь гребаные люди» в этом мире отправлялись воевать с начала его времен. Ты не единственная, кто может повлиять на события. Твое отношение обесценивает усилия всех участников военных действий на планете – мужчин и женщин.

– Ты можешь погибнуть. Подвергать тебя риску нелогично.

– Мы все можем погибнуть. В любое время, Мега. Дерьмо случается. – Он спокойно смотрел на нее своими мудрыми аквамариновыми глазами. – Черт возьми, вся моя семья мертва, и мы оба это знаем. Думаешь, только тебе есть что доказывать, только у тебя есть что-то, ради чего стоит рисковать? Либо мы действуем вместе, либо я действую один. Но действую. – Он слабо и горько улыбнулся. – С тобой или без тебя. Взгляни на это так: если будешь держать меня поблизости, у тебя будет больше шансов сохранить мне жизнь. Если нет, кто знает, в какую опасную ситуацию я могу себя загнать?

– Это несправедливо.

– Жизнь несправедлива.

– Ты говоришь, как он.

– Что необязательно всегда плохо, – парировал Танцор, прекрасно понимая, кого она имеет в виду. Конечно же Риодана.

– Пытаешься связать мне…

– Черт побери, Джейда. Я не пытаюсь связать тебе руки. Я пытаюсь с тобой работать. Но ты сама вольна решать, кем считать своего помощника – помехой или клеткой.

Она онемела. Это был не Танцор. Не тот Танцор, которого она знала. Тот всегда соглашался с любыми ее решениями и никогда не жаловался. Ну, кроме одного случая.