Война - Денис Юрин Страница 56

Обида на фон Кервица у Дарка, конечно же, имелась, ведь тот провел его, да еще бесчестным образом, но она не могла заглушить иного, более сильного чувства, вдруг овладевшего морроном: чувства страха. Вмешательство в операцию людей фон Кервица могло сильно спутать карты и поставить под удар не только его отряд, но и боевую группу морронов. Самое обидное, что Аламез уже ничего не мог изменить, даже если бы сообщил о своих догадках через Милену Гентару. Старик-некромант ни за что не отказался бы от задуманного, да еще в самый последний момент. Уж слишком велик был приз, к которому хитрец стремился, заручившись поддержкой Главы Совета Одиннадцатого Легиона. Дарк точно знал, что возможность получить в качестве трофея знания древнего народа будоражила пытливый мозг ученого мужа куда сильнее, чем расправа над кланом Мартел и победа Геркании в войне.

Остановка была достойна поездки, то есть такая же болезненная. Внезапный толчок, сотрясший телегу и перетряхнувший весь ее груз (как мешки, так и живой), и Дарк уже был не склонен к раздумьям. Во-первых, настала пора действовать, а во-вторых, левый наплечник сидевшего рядом Крамберга процарапал правую щеку моррона, оставив на ней три ровные полоски кровавых отметин. Судя по приглушенному пыхтению выкарабкивающихся из-под мешков солдат, а также по вновь раздавшейся тихой ругани сквозь зубы, досталось не только одному командиру, но и всем до единого спутникам.

– Девку не трогать! Она мне пока живой нужна! – прозвучал первый приказ командира, предугадавшего желание солдат поквитаться с неумехой-возницей. – Ну, что замерли? Выползаем из-под мешков, распутываем конечности и наружу, строиться!

Герканцы и не думали мешкать, да вот только одеревеневшие ноги и онемевшие руки отказывались их слушаться. Первую четверть минуты внутри повозки была слышна лишь возня, но затем дело сдвинулось с мертвой точки – один за другим солдаты стали выкарабкиваться наружу. Вскоре настал черед Аламеза покинуть пыточную на колесах. Едва в глаза моррона ударил яркий солнечный свет, а отвыкшие двигаться ноги ощутили твердую почву, как над его ухом уже раздался недовольный женский голосок, терзающий слух и разум, как старая, проржавевшая пила.

– Что вы такие увальни?! Возитесь, прям как раки вареные! Шустрее, шустрее, доходяги! – ворчала на солдат подскочившая к Дарку Милена, даже не понимавшая, насколько близко было ее соблазнительное округлое седалище от хорошей порки.

«Похоже, у дурехи совсем чувство самосохранения атрофировалось! Вот тебе и побочный эффект от слишком быстрого воскрешения после смерти!» – подумал Аламез, обведя многозначительным взглядом готовых вскипеть от злости солдат и напомнив им без слов о своем строжайшем приказе.

– Дарк, на, возьми! Гентар тебе просил передать, – не шепотом и даже не вполголоса, а почти выкрикнула Милена, всовывая в руки Аламезу три небольших свитка, скрепленных между собой одной широкой шелковой лентой. – Дом, двор и, конечно же, подвал в вашем полном распоряжении. О хозяевах не беспокойся, раньше полудня не вернутся! Все остальное узнаешь из свитков, там и карта, и подробнейшая инстру…

Договорить рыжеволосая красавица не успела. Сильный и неожиданный, однако вполне заслуженный удар открытой ладони по щеке сбил ее с ног и повалил на землю, прямо под ноги разозленному рыцарю и мгновенно обступившим ее полукругом герканцам. Ее подручные – морроны – мгновенно бросились на защиту, но тут же и остановились, то ли под властным взором стиснувшего зубы от злости Аламеза, то ли из-за длинных и острых ножей, внезапно оказавшихся в непосредственной близости от их шей.

– За языком следи, девка! – грозно произнес Аламез, испепеляя гневным взором сидевшую на земле и изумленно взиравшую на него Милену. – Да как ты смела, мерзавка, меня чужим поганым именем называть! Была бы моей холопкой, шкуру б содрал! Лишь из уважения к твоему господину, почтеннейшему барону Гентербергу, кроме этой оплеухи, иного наказания от меня не получишь! Но не надейся, что легко отделалась! Хозяину о дерзости твоей непременно отпишу! Пущай по его приказу тебя вусмерть запорют! А щас юбки подобрала, рожу утерла, и марш со двора!

Похоже, до бессмертной воительницы вдруг дошло, насколько глупо и опрометчиво она поступила, не только назвав рыцаря, да и некроманта настоящими именами, но и допустив откровенное панибратство в присутствии верных Дитриху фон Херцштайну солдат. У благородного воителя Герканской Короны не имелось иного выбора, как только наказать низкородную нахалку за вопиющую дерзость. Простолюдинов вроде нее (Милена была в простеньком платье горожанки, да и играла этим утром роль отнюдь не благородной дамы) вздергивали на виселицы и запарывали до смерти за провинности куда меньшие, чем эта.

– Умоляю, господин, простите! – сквозь умело выпущенные из глаз слезы взмолилась вставшая на колени притворщица, быстро сообразившая, как сможет она хоть немного исправить положение дел. – Я сегодня сама не своя! Душа в пятки ушла с перепугу, вот и несу всякий вздор! Простите меня, господин фон Херцштайн!

– Выкиньте ее за ворота, да и этих заморышей следом отправьте! – приказал сжалившийся над языкастой прислужницей рыцарь, подбирая упавшие на землю при ударе бумаги. – Особо не усердствуйте! Смотрите, чтоб на мерзавцах ни одного синяка, ни одной царапинки не осталось! Они чужая собственность, не хочу перед другом моим, бароном, краснеть!

Свершивший наказание нерадивой холопки и тут же успокоившийся рыцарь окинул беглым, оценивающим взором двор дома, в который их привезли, и, явно удовлетворенный увиденным, по-хозяйски уверенно прошествовал в дом, отдав на ходу следовавшему за ним по пятам сержанту довольно простые приказы: «Двоих часовых к воротам, одного наблюдателя на чердак! Наружу не высовываться! Можно пожрать, коль что из съестного в доме найдется! Меня не тревожьте, сам спущусь! Часик-другой есть, так что смогу поспать…»

Неизвестно, что побудило хозяев покинуть дом, но собирались они явно в спешке. Мебель и все вещи находились вроде бы на местах, так что на обычный переезд или отъезд было совсем не похоже. Легкий бардак, в виде раскиданных по полу башмаков, корзин да тряпок, присутствовал лишь в прихожей, в жилых же помещениях довольно большого по меркам горожан среднего достатка дома царил почти идеальный порядок. Это «почти» выражалось в том, что двери комнат были распахнуты, остывшие постели куда-то пропавших жильцов не застелены, а на ночных столиках возле кроватей еще догорали огарки свечей. Из слегка приоткрытой двери кухни тянуло приятными ароматами приправ и до сих пор варящейся в котелке мясной похлебки. Жена хозяина, а может, и прислужница-кухарка настолько спешила покинуть святая святых своего хозяйства, что даже не загасила огонь в очаге и не нашинковала до конца вилок капусты. Такое с привыкшими готовить женщинами случается редко, только в тех случаях, когда их что-то или кто-то очень сильно напугал.

Дарк не сомневался, что причиной исчезновения жильцов стали иллюзорные проделки Мартина Гентара, но вот только зачем некроманту понадобилось насылать страшные видения на безобидных горожан и приводить его отряд именно в этот дом, пока оставалось загадкой. Неторопливо пройдясь по опустевшим комнатам первого этажа, моррон ненадолго зашел на кухню и затушил все еще горевший огонь, плеснув в очаг три полных черпака воды. Загубленное варево было уже не спасти; его насыщенный запах еще приятно будоражил ноздри, но жидкость в котелке уже почти выкипела, а куски мяса и зелени превратились в наполовину разваренное, наполовину обгоревшее месиво, есть которое не отважился бы даже сильно оголодавший бродяга. Аламез и не надеялся полакомиться чужой пищей, он лишь не хотел, чтобы начался пожар. В этом случае потерпели бы убытки все: хозяева дома лишились бы крыши над головой, а отряду герканцев пришлось бы искать новое пристанище во враждебном городе.