Стезя смерти - Надежда Попова Страница 56

– Я не помню, честно!

– Понимаю, – уже мягче произнес Курт, кивнув, – точно ты не вспомнишь, прошло много времени; но примерную сумму ты ведь можешь назвать?

– Примерно… – не то переспросил, не то просто повторил Рицлер, неловко переменив позу, и предположил нерешительно: – за сотню талеров… почти две.

Курт подождал продолжения, глядя на него выжидающе, и, не услышав более ни слова, уточнил:

– Всего? Две сотни – всего? За все полгода?

– Может, чуть меньше… Я ведь говорил, что не скажу вам точно; может, сто восемьдесят или сто девяносто… Господи, я не помню…

– Погоди, – оборвал Курт, и переписчик умолк, впервые за последние минуты подняв взгляд к глазам господина дознавателя. – Я верно тебя понял – за эти полгода твой доход от Филиппа Шлага составил не более двух сотен?

– Да, все так, – кивнул Рицлер настороженно; Курт нахмурился.

– И больше ни за что ты с него денег не брал?

– Нет… я не понимаю…

– А хранить у себя переписанное для него он не просил? – продолжил он; Рицлер испуганно замотал головой, вонзившись ногтями в уже едва не до крови исцарапанные пальцы:

– Нет! И я бы не стал, ни за какие деньги не стал! Но он не просил, честное слово, Господь свидетель, не просил!

Курт поверил не упомянутому свидетелю, коего в данном случае вызвать для допроса было бы проблематично; попросту после всего рассказанного лгать в такой мелочи переписчику было незачем. Итак, пусть не женщина, но третье лицо в этой истории все же наметилось; кто-то, направивший Шлага по стезе теологии, кто-то, на кого ушли оставшиеся средства из того немалого капитала, что был собран погибшим с соучеников в виде взяток и заемов. Возможно, ради этого кого-то и было все это – риск засветиться, траты, поиски? Или просто сообщник по увлечению темными делами, у которого на сохранении находятся все те списки, каковых, судя по уже услышанному, было немало, но коих не обнаружили при обыске комнаты покойного…

– Пока это все, – вздохнул Курт, поднимаясь; переписчик подался вперед, глядя почти умоляюще, боясь смотреть в глаза и заставляя себя не отводить взгляда, и все так же шепотом спросил, едва держа себя в руках:

– Скажите мне сейчас, что со мной теперь будет?

– Я не знаю, – не задумавшись, ответил Курт и, увидев, как побледнело и без того почти бесцветное лицо парня, пояснил: – Если все то, что ты мне рассказал, правда, если ты ничего не скрыл от меня… «если», Отто… Если это – все, в чем ты провинился, то твоя судьба не в моих руках. В этом случае решать, как с тобою быть, будет ректор, и все, о чем тебе стоит беспокоиться, это возможное исключение или лишение должности помощника библиотекаря. Я от души надеюсь, что больше тебе бояться нечего… Ведь нечего, Отто? – уточнил Курт, встретившись с переписчиком взглядом и глядя в его порозовевшие глаза безотрывно. – Или ты еще что-то хочешь мне сказать?

Рицлер на мгновение замер, то ли не решаясь, то ли не сумев отвести взор, и, прерывисто выдохнув, опустил голову:

– Нет… больше нечего…

– Врет, – убежденно сказал Курт уже на лестнице наверх. – Он не все сказал. Не могу понять, что, но что-то скрывает. Не назвал какую-то особо крамольную книжонку? Или утаил, что не один Шлаг развлекался подобными чтениями?

– Уверен? – уточнил Дитрих; Курт обернулся на ходу, продолжая прыгать через ступеньку, почти бегом:

– Неужто ты веришь ему?

– Пока не знаю. Послушай, aufer nugas [79], абориген: зайди к Керну, не то он сделает набивной фарш и из тебя, и из меня впридачу.

– Позже, Дитрих, – отмахнулся он, остановившись у выхода на первый этаж, прикрыл глаза, потирая ладонью лоб. – Сейчас мне необходимо сделать еще кое-что… Не возражай! Primo. Надо обыскать его комнату, пока никто не задумал побывать там раньше нас…

– Я, по-твоему, первый год на службе? – хмуро осведомился Ланц. – У двери охрана; поставили, как только Густав поведал о твоих геройствах.

– Отлично. Значит, мне нужен этот список; secundo – мне нужны сведения из библиотечной учетной книги. Что, кроме того, что было переписано, он брал для прочтения, по именованиям.

– Вот и скажешь об этом Керну, – просительно подсказал Ланц, взяв его за локоть. – Абориген, давай на доклад, наш старый живодер и без того рвет и мечет. В конце концов, сколько может обер-инквизитор Кёльна дожидаться какого-то сопляка!

– Плевал я на всех обер-инквизиторов Германии, вместе взятых! – зло откликнулся упомянутый сопляк, разворачиваясь к Бруно. – Стало быть, вот что: все в университете знают, кто ты такой, посему никаких сложностей возникнуть не должно…

– Переписать из учетника, что он брал? – предположил тот; Курт кивнул:

– Все до слова. Бегом!

Подопечный невесело усмехнулся, покривив губы в улыбке:

– Доверяешь?

– Бруно, не время сейчас. Бегом, я сказал!

– Керн будет в ярости, – вздохнул Ланц, провожая бывшего студента тоскливым взглядом, и Курт высвободил локоть из пальцев сослуживца, постаравшись сбавить тон:

– Придумай что-нибудь; в течение часа я к нему явлюсь, но тогда у меня, по крайней мере, будет что ему сказать… Я возьму курьерского.

– А стремя тебе не подержать? – уже возмущенно вскинулся сослуживец, и он, почти бегом устремившись к двери, не оборачиваясь, крикнул на ходу:

– Выпишите мне praemium [80]– куплю своего.

С конем Курт провозился долго – застоявшийся курьерский, невостребованный в последний месяц, долго не подпускал его к себе, не позволяя оседлать и норовя встать на дыбы, зато по улицам он ринулся, как ветер. Еще некоторое усилие пришлось приложить, чтобы не дать ему рвануть по привычному маршруту – к воротам города, а когда жеребец, разогнавшийся уже через минуту, с возмущением понял, что общежитие университета – конец пути, еще немало сил пришлось потратить на то, чтобы угомонить его, рвущегося в галоп, и вынудить остановиться.

На перечень, и впрямь оказавшийся там, где и сказал переписчик, Курт взглянул мельком, удивленно вскинув брови, и, спрятав лист со списком востребованных покойным Шлагом книг, снова погнал жеребца вскачь, к дому, где некогда снимал комнату бывший секретарь.

– Вы?.. – с растерянным удивлением уточнил хозяин, попятившись от распахнутой двери. – Что-то стряслось?

– Комната Шлага занята? – спросил Курт, не поздоровавшись, и тот невесело улыбнулся:

– Нет еще. Никто не хочет въезжать на место покойника, которым занялась Инквизиция – страшатся призраков.

– Хорошо, – бросил Курт, через две ступеньки взбегая по лестнице, успев услышать, как хозяин дома хмуро буркнул: