Королева войны - Феликс В. Крес Страница 56

Хайна получила нагоняй совершенно без причин — она никогда прежде не укладывала княгиню в постель и не одевала утром, так что понятия не имела о ее ночных привычках. Хотя, как первая Жемчужина Дома, она должна была знать обо всем.

— Да, ваше высочество, — сказала она. — Компресс на голову…

— Нет, уже не хочу.

Жемчужина забрала платье, драгоценности и как можно быстрее убежала.

Эзена с облегчением упала на постель.

Все произошло в течение одних суток. Погиб К. Б. И. Денетт. Анесса… единственная подруга, оказалась… Анессы больше не было. Приехали гвардейцы. И мудрец Шерни. Законы всего, пророчества, значения, равновесие. Разгневанная подсотница, из черных глаз которой готовы были вылететь стрелы, — та, которой следовало опасаться. «Да, это угроза и шантаж». «Полосы и Пятна Шерни. Но каждый вопрос несет в себе некое содержание, ты оставишь эти вопросы и закладки в тех местах, где будешь искать ответы». Разоруженные солдаты Денетта на постоялом дворе. «Что-то закончилось, Анесса, не чувствуешь? Уже бегут гонцы…» Трещина Шерни. «Ты не боишься смерти, мудрец?» «Думаешь, ваше высочество, что узнаешь о чем-то настолько важном?»…

Все тонуло в смоле.

Мир вращался.

Армектанка-гвардеец разговаривала с человеком ничем не примечательной внешности. Человек этот, державший в руке какой-то рулон, выглядел смертельно испуганным, но вместе с тем прилагал все усилия, чтобы понравиться мрачной как туча подсотнице войск империи. Они сидели в большой комнате, за столом. Губы их двигались, но с того места, где стояла Эзена, ничего не было слышно. Мужчина что-то объяснял, боязливо и осторожно, словно стараясь убедить в чем-то невозможном ту, от которой безраздельно зависел, потом начал кричать от страха. Наконец он замолчал и сжался в комок. Разозленная армектанка вскочила с места и ударила его по голове перчаткой, потом еще раз. Теперь уже она кричала, склонившись над ним. Неожиданно она оглянулась через плечо, посмотрев прямо в глаза Эзене, и замолчала. Огляделась по сторонам, словно проверяя, что никого нет, и даже подошла к окну, за которым сгущались сумерки… а может, начинался рассвет? Потом, снова наклонившись, она начала что-то объяснять избитому горемыке. Тот слушал ее, сглатывая слюну.

Эзена села на постели.

Спала она довольно долго. Все еще висела духота, но за окнами царила темная ночь. В темноту была погружена и спальня, никто не зажег свечи.

Княгиня не боялась темноты. Никогда прежде.

Теперь она внезапно ощутила настоящий страх. Ей показалось, будто из угла комнаты на нее смотрят мертвые глаза убитого мальчишки, который приехал сюда вовсе не затем, чтобы причинить ей какой-то вред. Неважно, интересовало ли его только золото… богатство и княжеский титул… Услышав отказ, он злился бы и гневался, не понимая, как такое может быть. Но не причинил бы ей никакого вреда. Даже если бы мог.

Она хлопнула в ладоши, потом еще раз.

— Энея! Или Аяна!

Разбуженная невольница появилась в дверях спальни; Эзена видела лишь очертания женской фигуры.

— Энея? — спросила она.

— Хайна, ваше высочество.

— Хайна? А ты что тут делаешь?

— Сижу рядом… Ваше высочество плохо себя сегодня чувствовала, — сказала невольница. — Я отослала Энею.

Вместо благодарности к верной Жемчужине Эзена ощутила горькую злость. Ей жаль было Хайну — только за то, что та не была Анессой.

— Свет.

Жемчужина скрылась за дверью и вскоре вернулась со свечой. Она перенесла огонь на несколько других, воткнутых в канделябр возле двери.

— Все. Зажги все.

Хайне потребовалось некоторое время, чтобы исполнить приказ.

— Можешь идти, — сказала Эзена, поворачиваясь на другой бок и поправляя простыню, которой была накрыта.

Хайна тихо удалилась.

Эзена лежала с открытыми глазами.

Ночные кошмары рассеялись в пламени свечей. Сон сделал свое дело — густая смола была теперь лишь грязной жидкостью, в которой плавали какие-то обломки. Княгиня по очереди вылавливала их, легко узнавая очертания… Многого она до сих пор не понимала, но по крайней мере осознавала, чего именно не понимает. Рождались очередные вопросы, которые следовало кому-то задать. Вписать в книгу. Проблема, с которой она мучилась днем, казалась ей теперь несущественной, собственно, даже несуществующей. Было совершенно очевидно, что нельзя потратить впустую единственную возможность узнать хоть что-то о себе. О своей жизни, предназначении… а может быть, и о смерти. Ответ на вопрос посланника звучал: да. Это были важные вопросы, очень важные. Роллайна уже дважды пыталась вернуться, и до сих пор безуспешно. Безумие? Конечно, и такое было возможно… Эзена прекрасно понимала, что может сойти с ума, как та, о которой писалось в хрониках. Она чувствовала, что сойдет с ума, целыми месяцами сражаясь с незнанием, с десятками, если не сотнями вопросов, с неуверенностью. Как долго можно жить, не доверяя самой себе — если можно быть собой с чужим существом в душе, с существом, способным на… неведомо что? Возможно, на все, всегда или иногда. Не подобное ли имел в виду посланник, когда говорил, что проникновения Шерни не меняют мир? В таком случае он ошибался или лгал.

Эзена чувствовала, что уже не заснет. Она встала, неизвестно зачем завернувшись в простыню, хотя было жарко, как в печи; на лбу у нее выступили капельки пота. Она взяла со стола яблоко, но не почувствовала вкуса и отложила надкушенный плод. Расхаживая по комнате, она наступила на простыню — еще немного, и она очутилась бы на полу. Она отбросила прочь злополучную тряпку, но ей пришла в голову одна мысль… Она легла за краем узорного ковра, наслаждаясь роскошным мраморным холодом. Потом перевернулась на живот и снова лежала, чувствуя, как остывает пот на обнаженном теле. Наконец она встала и, по привычке подойдя к зеркалу, перепугалась, увидев короткие каштановые волосы. Она забыла… Совсем забыла.

Подняв руки, она собрала волосы сзади, вернее, попыталась собрать. Она едва чувствовала, что вообще держит что-то в руках. Посмотрев вниз, она беспомощно провела пальцами по черным кудряшкам внизу живота.

— А под мышками? — грустно спросила она. — Блондинка?

Каштановые волосы были только на голове, во всех остальных местах черные. Дартан победил: оставалось только воспользоваться воском. Эзене хотелось заплакать. Этот смешной бунт против дартанских требований был для нее действительно важен. Она почти забыла, как выглядит Армект, впрочем, она всегда знала лишь свою деревню… Почему-то ей очень хотелось поступать по-армектански. Именно в Дартане, который означал для нее лишь презрение и несправедливость. А теперь он отобрал у нее даже такую мелочь, как нежелание пользоваться воском.

Минувшей ночью княгиня плакала перед зеркалом, переживая потерю подруги. Теперь она глубоко дышала, сказав себе, что никогда больше не станет хныкать. Однако она уже чувствовала, что ничего из этого не выйдет. Ей хотелось плакать… главным образом потому, что она не могла удержаться от плача. Она отчаянно сражалась, но в конце концов все волнения прошедшего дня нашли выход в отчаянии молодой женщины, которая обнаружила у себя в спальне, что она настоящая уродина… и к тому же, увы, плакса.