Герои Зоны. Мы - мутанты - Александр Шакилов Страница 56

– Подъем в девять утра по Москве у имперцев. Прочие разные могут просыпаться в шесть по Гринвичу, или в полночь по Хьюстону. Вообще-то на МКС принято выставлять часы по Гринвичу, но эти правила, да и правила вообще любые… они ж только для трусов и закомплексованных личностей, верно? Короче говоря, очнулся господин космонавт – и может целых полтора часа умываться, насыщаться и вникать в график работ, а заодно в то, какие медицинские процедуры ему сегодня предстоят: что он будет сдавать местному коновалу, по которому психбольница плачет, – кровь, мочу или что-нибудь потверже, прости за откровенность.

Я простил.

– Потом, Макс, – связь с ЦУПами: Европа, Цукуба, Москва, Хантсвилл… Раздача цэ-у на расстоянии. И все, и живенько на рабочее место – аж до половины второго. В то время начинается часовой обеденный перерыв. Потом опять работа и два часа физических упражнений на тренажерах и с эластичными лентами – поддерживать тонус мышц категорически необходимо. В двадцать один ноль-ноль – по Москве! – опять связь с ЦУПом, подведение итогов, и баиньки… Ты наверняка думаешь, вот зачем он мне все это рассказывает, этот гад Савелий Фарт?

– Наверняка.

Сава проигнорировал мою реплику:

– Однако стандартный распорядок дня вмиг перекраивается, если прибыла посылка от дружественной внеземной цивилизации. Ведь посылку эту срочно нужно утилизировать на поверхности нашей планеты. Тут уже не до обеденных перерывов и не до экспериментов. Потому что объявляется особое положение на станции. Вот как сейчас.

И я услышал, как зазвонил колокол.

Динамики, подвешенные у «потолка», почти не искажали звук.

* * *

«Отпусти меня», – попросил Резак.

Это было трудно – просить. Он, живое воплощение силы, мощи и агрессии, никогда еще не опускался до такого. Когда было лень напрягаться, он требовал – и ему давали, когда же хотелось размяться, просто отбирал, и никто не смел ему возразить, а те немногие, которые всего лишь смотрели искоса, быстро становились удобрением для укоренившихся тотемных столбов Заводома.

Но сейчас – только просить, только убеждать. Иначе было нельзя!

Найти общий язык с Лифтом получилось без особого труда, ведь Лифт был сродни Полигону, его союзником, а значит, мог законтачить с тем, кто родился на запретной территории. Как и ожидал Резак, все внутреннее пространство отсека было оплетено невидимыми обычному глазу тончайшими нитями, в центре клубка которых находился неподвижный, едва дышащий воин Полигона. Благодаря этим нитям связь наладилась, стоило только Резаку отрешиться от тошноты и боли, вызванной передвижением Лифта и отключением вживленных под кожу приборов.

Нити слегка – всего-то на тысячную долю толщины волоса! – натянулись и тут же провисли, но Резак все же ощутил даже такую малость, ибо его тело с рождения было настроено оценивать подобные колебания. Конечно, хорошо, что пришел ответ от Лифта! Но то, что означал он «Нет»… Хотелось зарычать, изорвать клубок в клочья, вгрызться, ломая клыки, в стены, изрезать все когтями! И Резак – внутри у него все самое свирепое клокотало, жгло, просилось наружу – так бы и поступил, если бы это помогло ему освободиться, если в таком случае у него появился бы хоть один, хоть малейший, призрачный шанс на успех!..

Он – сила и мощь, опора и страх Полигона! – сдержался: ни одна мышца в его поджаром теле не дрогнула, дыхание не участилось, сердце билось спокойно. Всю энергию, которую до́лжно было затратить на эмоции, Резак направил в рогатый череп, в мозг, одурманенный воздействием невесомости, чтобы тот хоть немного подумал, заставив себя выдать верное решение о том, как уговорить Лифт.

И понимание пришло.

«Полигон, он… Он – твой брат, но он предал тебя. Оберегая зло, он провел его по своим территориям и заставил тебя взять с собой. Твой брат Полигон хочет избавиться от тебя!»

Резак почувствовал, что Лифт не просто напряженно ему внимает, но уже почти верит, если так можно было назвать то, что происходило с существом, не живым по сути, но и не мертвым, не имеющим рук и ног, и даже мозга.

«Отпусти меня, и я остановлю то зло, что прислал сюда брат твой, – сказал Резак, температурой тела регулируя натяжение тончайших нитей. – Если я не прав, если все так, то ты ничем не рискуешь, выпустив меня на волю, но можешь помочь своему народу, своим хозяевам!» Предложенные условия были просто безукоризненными, поэтому сделка не могла не состояться.

И она состоялась.

Люк со щелчком отворился, и Резака, точно под напором шквального ветра, – прощальный пинок под зад! – вынесло из гостеприимной утробы Лифта.

* * *

– Звон колокола? Дружище, что это значит? – Такой вопрос задал бы любой, услышав монолог Фарта и то, что за ним последовало.

И я в данном случае оказался вовсе не исключением.

Меня достали невесомость и все эти закрепленные на стенах контейнеры, сплетения кабелей, мониторы, клавиатуры и видеокамеры на фоне, где преобладал белый цвет, но и хватало вкраплений синего и черного! По самое не хочу на все это насмотрелся, верните меня на Землю. Куда-нибудь в обычное местечко, в наливайку какую-нибудь или еще куда, где самая хайтековская вещь – это грязная рюмка в руках бармена, и где можно стоять на своих двоих, а не болтаться в пространстве, как то самое в проруби!

– Особое положение на станции? – выдохнул я. – Сава, что это значит?

– Макс, это означает всего лишь, что приемник-передатчик телепорта, установленного на Эм-Ка-Эс, полон нового мусора из иной галактики. – Фарт провел рукой по голове и брезгливо отдернул руку от «ирокеза». – И что теперь все на станции должны бросить запланированные дела и приложить максимум усилий, чтобы побыстрее отправить прибывшую мерзость на Землю. В то место, которые ты называешь Полигон, в Чернобыль или…

– Или в одну из тех аномальных зон, которые, как метостазы по телу, распространяются по планете, – закончил за него я, уловив основной посыл.

– Макс, тебе, возможно, неприятно это будет услышать, но… Турок провел исследование, вскрыл секретные архивы… Так вот он выяснил, что те люди, которые провели продолжительное время в аномальной зоне… Ты слушаешь меня, Макс? – Фарту не понравилось, что я отвернулся от него.

– Они изменяются, дружище, они все изменяются… – Я вспомнил о своих родителях, которые зачали меня в ЧЗО. – А их дети… Их дети рождаются…

Язык не поворачивался озвучить очевидное. То, что и так знал все эти годы. То, что пугало меня, когда я находил в себе смелость думать об этом.

– Они рождаются мутантами, Макс. Они не люди. И если мы будем медлить, вся Земля станет одной сплошной свалкой-зоной, а людей не останется, их заменят мутанты, приспособленные для обитания в новых условиях. Мы – человечество – мутанты. Так обстоит дело. Неужели ты этого хочешь?

Меня опять мутило, но я все равно двигался за стремительным Савой, который на МКС чувствовал себя куда лучше, чем ихтиозавр в море Юрского периода. Но ладно самочувствие, это мы переживем. Хуже было то, что я не знал, как ответить Савелию Фарту. Согласно его классификации: Макс Край – самый настоящий мутант, хоть внешне и незаметно. И мой сын тоже мутант, потому что он стал результатом нашей с Миленой любви в ЧЗО. Причем Патрик вообще у нас мутант во втором поколении. Был мутантом… Отличным таким маленьким мутантиком… Я едва сдержал слезы. Тут нельзя всхлипывать и размазывать сопли по роже, потому что слезинки так и будут порхать без крыльев по отсекам и блокам, пока не угодят в какое-нибудь оборудование, стоящее пару миллионов, и не закоротят его.