Нашествие с севера - Сергей Станиславович Юрьев Страница 56

– Я травы заварю, – сказал он, загадочно подмигнув, – всем травам трава. После нее в голове ясно, сил прибавляется, да и помолодеешь слегка – тебе не помешает.

– Что ж сам не молодишься? – буркнул староста.

– А мне зачем… Я не девка. А чем борода длиннее – тем уважения больше.

– Когда разведка твоя, то есть моя вернется?

– А может, и не вернется вовсе. Я им сказал, чтобы, коли дорога есть, на той стороне всего войска дожидаться. А чего туда-сюда бегать.

– А ну как не собирался я с ними за горами воевать!

– Это ты Клане своей рассказывай! А то я тебя знаю… Еще впереди всех помчишься.

– Впереди всех. А и пойду. Завтра дружину забираю и ухожу. Лорд придет, а меченосцы уже побиты!

– А ты сильно-то на рожон не лезь, – посоветовал Корень, но Фертин уже уходил. Мысль, невзначай подброшенная ему ведуном, уже не давала ему покоя. Он хотел славы, он хотел власти, и еще он хотел, чтобы и то и другое досталось ему по праву.

Они вышли еще до рассвета. Корень едва успел перехватить их в лиге от своей землянки, чтобы передать Фертину карту тропы, перерисованную им за ночь. Впереди всех вышагивал Миня, гордый тем, что наконец-то его ждет настоящее дело, а всего их было две дюжины. Все, кроме начальника, несли тяжелые заплечные мешки, но их спины не гнулись под тяжелым грузом. Дружине селища Первач не раз приходилось делать немалые пробежки с мешками, набитыми камнями. Фертин гонял их почище любого сотника из Холмов – утро обычно начиналось с маленького сражения в овраге перед воротами селища, с подъема до завтрака продолжалась рубка на мечах и секирах, после легкого перекуса – рукопашный бой, а перед обедом – три лиги туда, три лиги обратно. Еще лет пять назад Фертин насилу уговорил сход селища освободить дружину от работы в полях – только охота и война. А сражаться приходилось постоянно. Оборотни всё чаще и чаще сворачивали со своей тропы в сторону селища, пытаясь выловить припозднившихся землепашцев, а несколько раз даже пытались вломиться в ворота.

Дороги действительно почти не было, была узкая тропа, начало которой заросло мелким кустарником так, что его невозможно было бы заметить, если бы не каменный столб, вытесанный из цельного булыжника. Изображение меча, выбитое в камне, указывало направление, а сразу за кустами тропа резко уходила вверх, и начался подъем, который казался бесконечным…

А Корень рассказал Фертину не всё, что было ему известно… На самом деле он мог бы подобрать ключик к скале, к прямому и легкому подземному пути. Никакой тропы через горы на карте, которую простодушный Миня вытаскивал из его сундука, на самом деле не было, да и сама карта не была столь древней, как он говорил… Тропу он разглядел, поднявшись над горами, оторвавшись от тела, даже не разглядел, а просто откуда-то пришло знание, что она есть. И еще он знал, что Фертин со своей крохотной дружиной отправился в путь вовсе не по собственной прихоти, а исполняя свое предназначение, о котором пока не знал.

Корень не думал о том, что скажет ему Фертин, когда вернется, если он, конечно, вернется, и ему не было важно, как будут оценены его собственные дела памятью тех, кто переживет эту войну, если ее вообще кто-то переживет. Ему открылось не только предназначение, назначенное эллору Фертину Дронту, старосте Фертину, единственному другу ведуна Корня… Ему открылось и его собственное предназначение… Когда стемнело, он повесил на плечо свою драную котомку, в которой было немного сухарей, бутыль с родниковой водой, несколько баночек со снадобьями, поддерживающими силы, и отправился к проклятым воротам… Корень знал, что с войском лорда идет несколько неслабых ведунов, и они вполне могут сами подобрать ключ к скале, и тогда никто и ничто не сможет удержать их от соблазна двинуться коротким путем, и никто не поверит в истинность его духовного зрения. Служители назовут его осквернителем Имени Творца, ведуны – старым шарлатаном, который лезет не в свое дело и вообще выжил из ума. А он уже прошел тот путь вместе с ними, с лордом, ведунами и той ехидной ведуньей, которая так похожа на его Лану, со всем войском, которое длинной могучей змеей целую ночь втягивалось в тесный проход, как в черную пасть чудовища. А потом он увидел, как все они мгновенно и без мучений погибли… Мгновенно и без мучений, потому что враг боялся их и предпочел обойтись без того, чтобы насладиться всплесками горя, боли и страха, чтобы быстрее, чтобы вернее…

Скала, подчинившись его голосу, раздвинулась, и он вошел во тьму, не зажигая огня. Ему незачем было видеть – ход был прямым, как полет стрелы, и не было нужды идти слишком далеко. Черный заговор начал действовать с того момента, как он открыл ворота, превратившиеся в ловушку для всякого, кто в них войдет. Но войти в них можно было только однажды, и он это уже сделал, и он был последним… Предстояло провести двое суток в одиночестве, а потом эти своды обрушатся, и нужно не упустить этот момент. Он мог странствовать вне тела всё это время, напоследок отпущенное ему судьбой, но когда камни начнут сотрясаться, нужно было вернуться – если будет раздавлено лишь его костлявое никчемное тело, а душа в это время окажется Не Здесь, он лишит себя смерти, без которой и сама жизнь не имеет смысла и продолжения…

Покуда среди рассеянного света не прозвучало Слово, не было ни единого Закона, дающего причине следствие, не было Воли, заменяющей этот Закон… Была лишь первородная глина и великое Одиночество…

Откровение. Книга 1. Храма Пальмеры

– Я не опоздал? – Дриз-Мясник окинул небрежным взглядом тесный выступ скалы, торчащий из непроглядной тьмы. Впервые он увидел столько Избранных одновременно. Гейра-Дрянь была такой же голой, как тот камень, на котором она восседала, Траор-Резчик в черном камзоле с красным кружевным воротником лежал у ее ног в небрежной позе, потираясь гладко выбритой щекой о ее ляжку, Треш-Кузнец угрюмо стоял рядом с ним, одетый в какую-то рвань, прикрытую засаленным передником, Хомрик-Писарь сидел в кресле, которое прихватил из своего уютного замка, и отхлебывал какое-то вонючее пойло из огромной кружки, Хач-Кабатчик, не успевший второпях снять полотенце с левой руки, ошалело озирался по сторонам – видимо, его вытащили сюда прямо из-за стойки, Щарап-Гадалка перебирала старушечьими пальцами четки из человеческих черепов и что-то бормотала.

– Без тебя не начинаем, – дружелюбно отозвался Резчик, приподнимаясь на локте. – Ты у нас теперь герой, ты у нас теперь заступник… Великолепный только тебя в пример и ставит.

– Да где же он?! – вдруг подал голос Кузнец. – У меня там работа стоит, а я тута прохлаждаюсь.

– Великолепному виднее, где ты больше нужен, в своей вонючей кузнице или пред его очами! – свирепо пропищал Хомрик. – Будем ждать хоть до посинения!

– Нос у тебя уже синий, – успокоила его Гейра, набивая каким-то зельем длинную трубку, которая упала к ней в руки откуда-то сверху.

– Не шпорьте, братья и сештры, – прошамкала старуха Щарап. – А то гошподин расшердитша…

– Он и так сердит, клянусь морской девой Хлоей, – заметил Кабатчик. – Почти всех моих лохматиков перебили. Всё по милости вот этого! – Он наставил палец на Дриза.