Сотовая бесконечность - Сергей Вольнов Страница 56

Но сколь бы ни сватались к ней разные молодые охотники, выбора ей не предоставляли. Забава, жена пастуха Додона, удочерившая её после смерти старшего брата, как полагалось по Правде Славской, племянницу особо не жаловала. Своих-то двоих, шкодливых огненно-рыжих мальчонок девяти вёсен от роду, Забава берегла пуще зеницы глазовой. Никакой работой их не утруждала. Всё делала она, Марья.

Но и на том спасибо. Жить можно…

А чего? Крыша над головой есть, тётка особо не злобствует, даже после того, как овдовела, после того памятного Перумова дня, когда муж её Додон, перебрав с медами, повздорил с Князевым человеком, тоже себе лишку позволившим.

Человек тот привёз старшине грамотку от князя Инослава, да и задержался в селении. Ну вот, хмельные оба, слово за слово, потом в кулаки, а там и за ножи похватались.

Зарезал гридень княжий дядьку Додона.

Через седмицу привёз он вдове виру богатую, как и заповедано Правдой, от дедов идущей. Да мужа-то – не вернёшь…

Срывая очередной алый цветок кисельника, она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Сначала это было похоже на лёгкое щекотание по затылку. Потом превратилось в покалывание.

Марья медленно – а вдруг зверь какой? – повернулась.

И увидела двух незнакомых мужчин.

На стволе сосны, поваленной непогодой, сидел мощный русобородый воин в годах. За его спиной стоял высокий красивый юноша, с виду едва на пару-тройку лет старше самой Марьи, которая в этом году отпраздновала свою шестнадцатую весну.

Она готова была поклясться чем угодно, что ещё миг назад на поляне, кроме неё, никого не было!

Оба незнакомца были в непривычной для взора человека, выросшего в спокойных бескрайных древяничских лесах, воинской справе.

Лишь однажды она видела воев князя Инослава Анежского, приплывших в их селище на большой красивой ладье со множеством крепких щитов червлёных по борту и резным узором да резанными волхвами личинами на брусах, возвышающихся на локоть по-над верхом борта.

Все, кто был тогда в селении, сбежались к бревенчатой пристани, поглядеть на княжих людей воинских.

На носу ладьи стоял важный седобородый муж, весь в серебрёном железе. На плечах его покоился тяжёлыми неуклюжими складками скреплённый дорогой фибулой из гракского злата плащ зелёного, как и вешняя поросль, цвета. А с ним пять дюжин воев угрюмых.

Эти же глядели спокойно, доброжелательно даже. А на лице молодого вообще расцвела широченная улыбка.

На обоих был добротный кольчатый доспех, тускло отливавший маслянистым блеском. Длинный, тяжёлый даже на вид, до середины бедра, свитый из двух, а то и трёх слоев колец. Усиленный толстыми стальными пластинами на груди и плечах. Крепкие шеломы с кольчужными бармицами, долгие прямые мечи, длинные кинжалы, луки с полными стрел колчанами, короткие копья с толстыми древками и широкими, остро заточенными лезвиями.

У старшего, обутого в добротные крепкие сапога, на шее висела витая серебряная гривна. Как Марья знала от отца – знак начальствования воинского.

– Доброго дня тебе, красавица! – молвил он густым сочным басом. – Не боязно тебе в лесу одной-то?

– И вам дня доброго, люди прохожие, – Марья поклонилась. – Нет, не боязно, дяденька! Я привыкши, с малолетства в лес по грибы-ягоды бегаем.

– Понятно. А не подскажешь ли, в какой местности мы находимся? А то, вишь, нездешние мы, заблукали.

– А сами-то кто будете? Куда-откуда путь держите? – не сводя с незнакомцев настороженного взгляда, девушка прижала к груди лукошко и сделала маленький шажок назад.

– Да ты, цветик, нас не опасайся! – вступил в разговор молодой. – Мы не тати какие лихие, а люди воинские князя Володимера Новиградского. Несём вашему Инославу Крутоборычу грамотку тайную…

– Ты, Лексей, тово, язык бы попридержал! – полуобернувшись к молодому спутнику, рявкнул обладатель гривны.

– Да ладно тебе, дядька Мирон!

Лексей успокаивающе положил ладонь на окованное плечо старшего.

– Девица-то нас уж точно ворогу не выдаст! Не выдашь же?

Молодой красавчик озорно подмигнул девушке, и та, помимо воли, ответила ему улыбкой и тут же залилась краской.

– Ладно, – не стал спорить начальник. – Мы истинно есть вой новиградские, дружинники светлого князя Володимера, сына Гвидона Сухорукого. И грамотка при нас имеется.

Он значительно так похлопал себя по груди широченной пятернёй.

– Истинно мы заблудились, ранее в этой местности не бывая…

– Что ж вас таких неумех послали?

Марья вдруг почувствовала… поняла, что эти – вправду СВОИ! Потому расслабилась и даже позволила себе созорничать.

– Слали бы мужей, знакомых с землёй нашею! Али нет таких в княжем воинстве?

– Э-э, девица! – неожиданно рассмеялся старший. – Да ты не выведать ли секреты воинские из людей ратных чаешь?

Он на мгновение прищурился, как бы оценивая, стоит ли ей верить. Потом усмехнулся. Совсем как отец, бывало… Она помнила!

– Есть, есть мужи, землю сию ведающие, в дружине княжеской. А нас потому заслали токмо, что бывали мы в стороне дальней, восходной, с разведкою. И повелел нам князюшко наш, Володимер свет Гвидонович, нами добытые вести самолично князю Инославу и пересказать…

– Ясно, дяденька. – Марья опустила лукошко на землю. – Зовут меня Марьей Сиротиной, а живу я неподалёку в селении Заборье, княжества Анежского. Тут совсем недалече! А если вам ко князю надобно, так это лучше всего по Медведице-то, ладьей… Иль из наших кто возьмётся лодкою! Да ведь хлопотно это, да и долгонько. Коль лодкою, так лучше уж пеши! Пару дён сохраните, коль ходить учены…

– Э-э, уймись, трещотка! – Старший протянул к ней ладонь в предостерегающем жесте. – От вы, Ладины дочери, то молчите, то трещите без умолку! Ты давай вот что… Давай-ка, лебёдушка, проведи нас с Лексеем к старосте вашему. С ним потолкуем.

– Пойдёмте!

Марья согласилась легко. Тем паче что красавец Лексей мигом подхватил её лукошко и тут же, широко улыбнувшись, спросил:

– А отчего же тебя так зовут величают-то, красна девица? Что это за прозвание такое, Сиротина? Отчего ж такое скорбное?

– А потому как я натуральная сирота и есть со всех сторон, – отозвалась девушка, направляясь в лес едва заметной неопытному глазу тропкой. – Живу уж который год без батюшки, без матушки! У тётки родной, в приймах!

– И как же поживается тебе, горлинка?

Марья смутилась.

– Стоит ли пытать такое перехожим людям у девушки невинной?

– Такая краса-лебедь и…

– Поручик, МОЛЧАТЬ!!! – раненым медведем взревел Мирон. С размаху припечатал тяжёлой дланью по губам Лексея. – Совсем розума лишился, отрок? – Ты, краса-девица, не бойся, – повернулся к ней Старшой, покуда Лексей обиженно отирал губы рукою. – Просто падок наш паря к болтовне о делах княжих тайственных. Дабы девицам наивным себя явить в самом наигероическом виде. Не может, стервец, устоять пред красой девичьей! Пред глазами васильковыми! Молод ещё!